Большая четверка - Агата Кристи

Я не стал тратить время на споры. Пусть все это выгляделослишком невероятным, все равно лучше было не медлить. Мы как можно более тихо иосторожно спустились вниз, цепляясь за стебли плюща, и прямиком помчались кгородку и железнодорожной станции. Мы как раз успели на последний поезд в 8.34,который прибывал в Лондон около одиннадцати вечера.

– Заговор, – задумчиво сказал Пуаро. – Кто в него вовлечен,хотел бы я знать? Я подозреваю, что все семейство Темплтон состоит на службе уБольшой Четверки. Неужели они намеревались просто заманить нас в ловушку иприхлопнуть? Или тут что-то посложнее? Может быть, они собирались игратькомедию, чтобы поддерживать мой интерес какое-то время, а сами пока… что? Чтоим нужно было сделать? Хотел бы я знать…

Всю дорогу он пребывал в глубокой задумчивости.

Когда мы добрались до нашей квартиры, он остановил меня удвери гостиной.

– Внимание, Гастингс! Что-то мне это подозрительно…Позвольте, я войду первым.

Он так и сделал и, к моему недоумению, не стал нажимать наэлектрический выключатель пальцем, а использовал для этого старую галошу. Затемон обошел гостиную, как настороженный кот, внимательно всматриваясь, ни к чемуне прикасаясь, явно ожидая подвоха. Я некоторое время наблюдал за ним, послушностоя на пороге.

– Но все же в порядке, Пуаро, – сказал я наконец, потерявтерпение.

– Похоже на то, друг мой, похоже. Но следует убедиться.

– Вздор, – буркнул я. – Я разожгу камин в любом случае изакурю трубку. А, наконец-то я вас поймал! Спички последним брали вы и невернули их в держатель, как обычно! А меня за это постоянно ругаете!

Я протянул руку к спичкам. Я еще слышал предостерегающийкрик Пуаро… увидел, как он метнулся ко мне… моя рука коснулась спичечногокоробка…

Затем – вспышка голубого огня… рвущий уши грохот… и темнота.

Я очнулся и увидел знакомое лицо нашего старого друга,доктора Риджвэя, склонившегося надо мной. Выражение кратковременной радостискользнуло в его глазах.

– Лежите, не двигайтесь, – мягко сказал он. – С вами все впорядке. Это был взрыв.

– А Пуаро? – пробормотал я с трудом.

– Вы у меня дома. Все в порядке.

– Пуаро? – повторил я. – Что с Пуаро?

Он понял, что мне необходимо все знать, и дальнейшееувиливание от ответа пользы не принесет.

– Вы каким-то чудом уцелели, но Пуаро… нет.

С моих губ сорвался яростный крик:

– Но он не умер? Не умер?!

Риджвэй склонил голову, его лицо исказилось страданием.

С энергией отчаяния я оттолкнулся от постели и сел.

– Пуаро может умереть, – прошептал я. – Но его дух жив. Язакончу его работу! Смерть Большой Четверке!

А потом я упал на спину и потерял сознание.

Даже теперь мне трудно писать о тех мартовских днях.

Пуаро – уникальный, неподражаемый Эркюль Пуаро – мертв! Этобыла воистину дьявольская идея – соединить заряд взрывчатки со спичечнымкоробком, который, без сомнения, привлек бы его взгляд, и Пуаро поспешил быположить вещицу на место… и таким образом вызвал бы взрыв. Но так уж случилось,что катастрофу вызвал я и мучился теперь бесплодным раскаянием. Как и сказалдоктор Риджвэй, я лишь чудом не погиб, получив только легкую контузию.

Хотя мне и казалось, что я очнулся почти сразу же послевзрыва, на самом деле прошло больше двадцати четырех часов, прежде чем явернулся к жизни. И только к вечеру следующего дня я смог с трудом дойти наподгибающихся ногах до соседней комнаты и горестно взглянуть на простойсосновый гроб, содержавший в себе останки одного из самых замечательных людей,каких когда-либо знал этот мир.

С того самого момента, как ко мне вернулось сознание, ядумал об одном: отомстить за смерть Пуаро, начать безжалостную охоту на БольшуюЧетверку.

Я был уверен, что доктор Риджвэй придерживается той же идеи,однако, к моему удивлению, добрый целитель оказался куда как равнодушен к ней.

– Возвращайтесь в Южную Америку, – таков был его совет,повторяемый при каждом удобном случае. Я спросил, почему он считает попыткумести бессмысленной. И со всей присущей ему вежливостью и мягкостью докторпояснил: если уж Пуаро, неподражаемый, великий Пуаро потерпел неудачу, чтоможет сделать обычный человек вроде меня?

Но я стоял на своем. Если оставить в стороне вопрос о том,обладал ли я достаточной квалификацией для подобного дела (и между прочим,замечу, что я далеко не полностью был согласен с его точкой зрения по этомуповоду), я, в конце-то концов, так долго работал с Пуаро, что полностью постигего методы и чувствовал себя способным продолжить расследование с того места,на котором остановился Пуаро; и вообще для меня это стало вопросом чести. Моегодруга подло убили. Мог ли я спокойно вернуться в Южную Америку, не сделав хотябы попытки поставить убийц перед судом?

Я объяснил все это и многое другое доктору Риджвэю, которыйвыслушал меня с полным вниманием.

– И тем не менее, – сказал он, когда я умолк, – мой советостается прежним. Я искренне убежден, что и сам мсье Пуаро, будь он здесь,настаивал бы на вашем возвращении. И я умоляю вас, Гастингс, – умоляю егоименем – оставить эти безумные идеи и вернуться на ваше ранчо.

На это можно было ответить лишь одним-единственным образом,и он, печально покачав головой, не добавил больше ни слова.

Прошел месяц, прежде чем я окончательно встал на ноги. Кконцу апреля я добился встречи с министром внутренних дел.

Поведение мистера Кроутера весьма напоминало поведениедоктора Риджвэя. Министр отнесся к моим замыслам отрицательно и в то же времястарался меня утешить. Вместо того чтобы поблагодарить меня за предложеннуюпомощь в расследовании, он твердо отказался от моих услуг. Бумаги, переданныеему на хранение моим другом, оставались у него, и министр заверил меня, что онпредпринимает все необходимые меры, чтобы справиться с надвигающейся угрозой.

И этим мне поневоле пришлось удовлетвориться. Мистер Кроутерзакончил встречу настоятельным требованием: он хотел, чтобы я вернулся в ЮжнуюАмерику. В целом я счел наш разговор совершенно непродуктивным.

Думаю, мне следовало бы описать похороны Пуаро. Это былаторжественная и трогательная церемония, а количество присланных венковоказалось просто невообразимым. Цветы прислали и люди высшего общества, ибедняки, и вся страна, приютившая моего друга-бельгийца, скорбела вместе сомной. Я же, стоя на краю могилы, искренне страдал, вспоминая различныеприключения и все те счастливые дни, которые мы провели вместе с Пуаро.