Каннибалы и короли. Истоки культур - Марвин Харрис

ацтеки превратили человеческое жертвоприношение из случайного побочного продукта удачи на поле боя в рутинную процедуру – не проходило и дня, чтобы какой-нибудь человек не был распростёрт в позе орла на алтарях великих храмов таких богов, как Уицилопочтли и Тлалок. Помимо этих культовых сооружений, человеческие жертвоприношения происходили и в десятках менее значительных храмов – вплоть до тех, которые сегодня мы бы определили как домовые церкви для прихожан одного микрорайона. Один из таких храмов, представлявший собой приземистую круглую конструкцию диаметром около 20 футов [6 метров] с площадкой наверху, был обнаружен во время раскопок при строительстве метро в Мехико. Теперь это сооружение, сохранённое как памятник, выставлено за стеклом на одной из самых оживлённых станций, и для того, чтобы не обременять лишними знаниями толпы пассажиров, каждый день проходящих мимо него, на пояснительной табличке сказано лишь о том, что древние мексиканцы были «очень религиозны».

Поскольку армии ацтеков были в тысячи раз больше, чем воинства гуронов или тупинамба, они могли захватить тысячи пленников в одном единственном сражении. Помимо ежедневных жертвоприношений небольшого количества пленников и рабов в главных и второстепенных храмах, по случаю особых событий могли совершаться массовые жертвоприношения с участием сотен и тысяч жертв. Например, испанским хронистам рассказывали, что в 1487 году во время освящения великой пирамиды Теночтитлана команда палачей, работавших днём и ночью на протяжении четырёх дней, принесла в жертву четыре шеренги пленников, вытянувшихся на две мили каждая. Исходя из допущения, что на каждое такое ритуальное убийство требовалось две минуты, демограф и историк Шерборн Кук подсчитал [Cook 1946], что число жертв, принесённых во время этого единичного события, составило 14 100 человек. Масштабы подобных ритуалов можно было бы счесть преувеличением, если бы Берналь Диас и Андрес де Тапиа не обнаружили на площадях ацтекских городов методично сложенные, а следовательно, легко поддающиеся подсчёту ряды человеческих черепов. Как сообщает Диас, на площади города Цаоктлана «на большом пространстве, в тщательном порядке, стояли пирамиды черепов, всего не менее 100 000» [Diaz 1965: 119 / Диас 2000: 80].

Давайте как следует задумаемся над этой цифрой: более ста тысяч черепов.

А вот что писал Андрес де Тапиа о том, как он наткнулся на огромный «стеллаж» из черепов в центре Теночтитлана:

«Шесты располагались друг от друга на расстоянии чуть меньше вара [примерно один ярд] и сверху донизу были уставлены поперечными палками, на каждой из которых находилось по пять черепов, проткнутых через виски. Вместе с человеком по имени Гонсало де Умбриа автор сосчитал эти поперечные палки, и, умножив их количество на всех шестах на пять черепов на каждой палке, мы, как уже было сказано, обнаружили, что там было 136 тысяч черепов» [de Tapia 1971: 583].

Но и это ещё не всё. В ещё одном фрагменте де Тапиа описывает две высокие башни, сделанные целиком из черепов, скреплённых между собой известью, а внутри этих башен находилось несметное количество других черепов и челюстей.

В традиционных объяснениях невероятных масштабов бойни, устроенной ацтеками, они изображаются людьми, одержимыми идеей, что их богам необходимо пить человеческую кровь. Якобы именно поэтому ацтеки затевали войны в религиозном порыве, чтобы исполнить свой священный долг. Однако антрополог Жак Сустель задался следующим вопросом:

«Если для того, чтобы обеспечить богов пищей, требовались новые жертвы, то откуда же они брались? Где можно было обнаружить ту драгоценную кровь, без которой солнце и всё мироздание будут обречены на уничтожение? Для этого требовалось постоянно находиться в состоянии войны… Война была не просто политическим инструментом – это был прежде всего религиозный обряд, священная война» [Soustelle 1962: 101].

Впрочем, священных войн между государствами, как известно, было сколько угодно.

Евреи, христиане, мусульмане, индусы, греки, египтяне, китайцы, римляне – все они отправлялись воевать, чтобы угодить своим богам или исполнить их волю. Но лишь ацтеки считали священным долгом начать войну, чтобы добыть невероятное количество человеческих жертв. Резне и массовым зверствам предавались все без исключения прочие архаичные и не очень государства, однако ни одно из них не занималось этим под тем предлогом, что небесные правители испытывают неконтролируемое желание пить человеческую кровь. (Как мы увидим в дальнейшем, боги многих государств Старого света неслучайно пили медовуху или амброзию, питались медовой росой или вообще не проявляли беспокойства по поводу того, где им в очередной раз добыть пропитание.) Но у ацтеков захват военнопленных с целью доставить их на свою территорию и принести в жертву был настолько намеренным, что зачастую они воздерживались от использования своих военных преимуществ, опасаясь, что убьют слишком много солдат противника, прежде чем с ним удастся договориться об условиях капитуляции. Эта тактика дорого обошлась им в столкновениях с солдатами Кортеса, которые, с точки зрения ацтеков, казались иррационально настроенными на убийство всех без разбора.

Первым современным антропологом, который отказался от сентименталистского подхода к загадке ацтекских жертвоприношений, был Шерборн Кук. По его утверждению, «ни одна чисто религиозная потребность, сколь бы мощной она ни была, не может успешно сохраняться в течение сколько-нибудь ощутимого периода времени вопреки принципиальному сопротивлению экономических факторов». Поэтому Кук предположил, что ацтекские войны и жертвоприношения представляли собой один из элементов системы регулирования демографического роста. Согласно его подсчётам, совокупный эффект военных потерь и жертвоприношений выражался в ежегодном увеличении уровня смертности на 25 %. Поскольку «численность населения достигала максимума, соответствующего располагаемым средствам к существованию, войны и жертвоприношения должны было чрезвычайно эффективно препятствовать чрезмерному увеличению количества людей» [Cook 1946: 283]. По сравнению с предшествующими теориями эта гипотеза представляла собой шаг вперёд, однако она явно ущербна в своей главной части. Ацтеки не могли контролировать численность населения долины Мехико при помощи войн и человеческих жертвоприношений. Поскольку почти все погибшие в боях и принесённые в жертву люди были мужчинами, 25-процентный рост смертности касался только мужчин и мог легко уравновешиваться 25-процентным ростом рождаемости. Если бы ацтеки стремились сокращать темпы демографического роста систематически, они бы сосредоточились на принесении в жертву девушек, а не взрослых мужчин. Кроме того, даже если функция их жертвоприношений заключалась в контроле над численностью населения, то почему ацтеки попросту не убивали своих врагов на поле боя, как это всегда находили целесообразным имперские армии в других частях света? Поэтому гипотеза Кука не может уловить специфику рассматриваемых нами практик Мезоамерики – объяснить, почему убийства нужно было совершать не в во время сражений, а на вершине пирамиды.

Как правило, описания ацтекских ритуалов человеческих жертвоприношений заканчиваются указанием на то, что тело жертвы катится вниз по ступеням пирамиде. Но