Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви - Ольга Александровна Савельева

— Хочешь выбросить цветы? — спрашиваю я.

— Хочу. Ей они не нужны.

— Нужны, просто она еще об этом не знает.

— А когда узнает?

— Не скоро.

— И что делать?

Я пожимаю плечами:

— Жить.

— Жить? — Он примерил совет на себя.

— Жить.

В 20 лет она видит в отражении красивую девушку, наряженную в будущее счастье, укутанную в красивую шубу, а в 40 лет она в том же зеркале увидит уставшую женщину, в жилах которой течет одиночество, укутанную пушистым ореолом сшитых в одну летопись маленьких смертей.

Сергей смотрит на меня внимательно. Оценивает, можно ли мне доверять. Я, ненакрашенная, с детьми, с коляской, загруженной продуктами, улыбаюсь ему, слегка щурясь от солнца, и поправляю съехавшую панамку дочери. Я произвожу впечатление той, кто может иметь о простом приземленном человеческом счастье некоторое представление.

— Это вам, — наконец говорит Сергей и протягивает букет. Он, букет, слегка побит, но не сломлен и гордо благоухает положенным нежно-фиолетовым дурманом. Я с удовольствием принимаю цветы. Обожаю сирень.

— Спасибо, Сережа. Я сейчас приду, поставлю этот букет в красивую вазу на кухне у окна, буду думать о тебе и улыбаться.

Он хмыкает, заботливо поправляет съехавший бейджик, неторопливо уходит обратно в магазин, подмигивая моим детям на прощание, а мне машет рукой и произносит губами из-за стеклянной двери беззвучное «спасибо».

А я сейчас приду и поставлю этот букет в красивую вазу на кухне у окна. Там еще есть место рядом с той ароматной охапкой сирени, которую подарил ночью муж. Он пришел с работы глубоко за полночь, переодел костюм на джинсы с футболкой и с многообещающим «я сейчас!» исчез на полчаса. А все потому, что я, неприхотливая счастливая женщина, люблю сирень.

Говорят, сирень — это цветок неприхотливых женщин. Я и правда неприхотлива. Мне неважно, сколько стоит, мне главное внимание. Мы с мужем женаты уже 14 лет, и когда он балует меня красивыми покупными букетами, я изображаю восторг, а сама думаю: «Это ж три килограмма парной телятины! Ну зачем?» Но я ценю и никогда не скажу это вслух. Муж же не виноват, что сирень не круглогодичный цветок.

Слепые

Третий день на пляже наблюдаю одну и ту же пару с ребенком. Их сложно не заметить: они очень молодые, модные, красивые, яркие. И постоянно ссорятся.

Позавчера он злился, что она забыла еду, которую он приготовил для пикника. Вчера она ругалась, что он не уследил за сыном и тот подбежал к морю и промочил кроссовки.

Они постоянно шипят и цыкают друг на друга, и это так странно, так диссонирует с их внешней красотой и идеальностью. Сыну года четыре где-то. Сегодня он стоит в сторонке и смотрит на купающихся детей. На Балтике распогодилось, включили солнце и тепло, но ветер дует. Дети дрожат, но лезут в воду. Мальчик стоит в теплой кофте и куртке, на голове капюшон от кофты, шея обмотана шарфом.

— Не подходи к воде! — кричит ему мама.

У нее красивая татуировка на ноге и прикольные черные очки.

— Что ты его кутаешь, как зимой, — ворчит папа.

У него стильно выбриты виски и красивый, накачанный торс под майкой с модным принтом.

— А может, мне его в море 15-градусное засунуть? — ерничает она. — Вообще-то у нас ребенок болеет.

— Он потому и ходит всю жизнь с соплями, что ты ему иммунитет шубами формируешь.

— Он болеет, нельзя его сквозняками лечить! Если его сейчас в море засунуть, он еще и ангину схватит. Ты будешь потом по врачам шастать?

— То есть кутаем от болезней, а болезни от кутанья. Замкнутый круг какой-то, — злится папа, встает, порывисто идет к сыну, снимает с него шарф и куртку.

— Надень обратно! — кричит она, они с мужем ругаются, но в итоге кофту снимают. Мальчик остается в куртке. Папа отдает ему свою бейсболку вместо капюшона. Возвращаются на покрывало поссоренные.

А мы шли сюда мимо санатория, где лечатся детки с ДЦП и различными другими серьезными заболеваниями. Там как раз была, видимо, утренняя зарядка на воздухе, и мамы поднимали ножки и ручки своим детям, разминали их, потому что сами они не могут. Я смотрю на море и думаю, что эти двое поссорившихся даже не догадываются, что у них вполне здоровый ребенок.

— Ты говорил, что мы на Кипр полетим, — ворчит она, кутаясь в плед. — В тепло. А в итоге что за море такое? Теплых вещей два чемодана.

— Ты же знаешь, почему так получилось, — злится он. — Ты же знаешь, что еле-еле сюда наскребли. В этом году так. Хочешь в Москве сидеть? Или побогаче кого найти?

У него ходят желваки. Она прошлась по больной мозоли. А могла бы и поддержать, ведь обещала в ЗАГСе, что будет рядом и в горе, и в радости.

Мой сын увидел море, когда ему был годик. Полетел на море с дедушкой. Дедушке было 55, и он тоже видел море в первый раз.

Я знаю людей, которые никогда не были на море. Ни на каком. Нет денег и возможностей. Я смотрю на море и думаю, что эти двое даже не догадываются, насколько они богаты.

— Я хочу в купальнике на пляже. Я молодая, красивая. Хочу фоточки с загаром в Инстаграм. Жизнь проходит, Денис. — Она надевает очки, чтобы скрыть, что чуть не плачет.

— Ничего не проходит. Вон солнце выглянуло, раздевайся. Я тебя сфоткаю! Красивую. Люди вон купаются. Что ты сидишь в спортивном костюме?

— Ветер! Мне холодно! Я вся в мурашках. — Она капризно кутается в плед.

— Иди сюда. — Денис подходит, чтобы обнять жену, прижимает ее к себе, целует в макушку. Она обиженно подергивает плечиком. Пока молодая и красивая, может себе позволить.

Я смотрю на море и думаю, что она не замечает, что жизнь ее, в которой она любима и красива, никуда не проходит, а в самом разгаре течет ежедневно, наполненная смыслом. А ей все мало. Все кажется, что счастье в чем-то другом. На другом море, с другим человеком. Глупая, потому что молодая.

Мимо проходит слепой дедушка в черных очках. Он идет, улыбаясь, в засученных брюках по кромке моря. Его за руку бережно ведет внучка. Я их знаю, вчера они угощали мою дочку Катюню изюмом. Внучке немного скучно медленно идти, но она любит дедушку, это очевидно по тому, как нежно она его держит под локоток, как старается, чтобы он не споткнулся. И всегда предупреждает:

— Волна! Сейчас волна!

А