Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

рассвете 31 декабря 1904 г. (13 января 1905 г.). В течение полутора месяцев до этого яхты «Фиорентина» и «Катарина» курсировали между Мадагаскаром и Средиземным морем, передавая корреспонденцию командующего эскадрой Добротворскому и на телеграф для отправки в Петербург. «Эсмеральду» в районе Канала с середины декабря никто не видел, и только 31 января (13 февраля) 1905 г. «Matin» сообщила, что в Марсель вернулись все три, нанятые французским офицером, яхты, которые несли «до входа в Красное море разведочную службу при русской эскадре»[433]. Их миссия к этому времени уже завершилась и потому перестала быть тайной.

В последующие месяцы армаде Рожественского предстояло пересечь Индийский океан и двигаться далее на восток. В открытом океане эскадра находилась в автономном плавании и обеспечивать собственную безопасность должна была своими силами. В Индокитае к этому делу были подключены русские консулы – штатные представители МИД (каждый из них имел собственную наблюдательную агентуру), которые отслеживали передвижения японских военных судов и просто больших групп военнослужащих. Полученные сведения они докладывали в Шанхай Павлову, а тот, после перепроверки и обработки, через Сайгон, где находился капитан крейсера «Диана»[434] князь А.А. Ливен, переправлял их Рожественскому. От Ливена же Павлов получал просьбы и указания самого командующего эскадрой.

Зимой 1904—1905 г. в Манилу, Сингапур и Сайгон в помощь тамошним российским консулам Павлов направил своего сотрудника, коллежского асессора Х.П. Кристи и секретных агентов, голландца Маркса, француза Шаффанжона и швейцарца О. Барбея (Barbey)[435]. «Охранную службу» на море, главным образом в районе Зондских островов (Малайский архипелаг) с конца 1904 г. несли пароходы, купленные Павловым и Дессино по заданию командующего эскадрой. Все водное пространство между Японией и Сайгоном было разбито на четыре зоны, в каждой из которых постоянно крейсировал один из них, наблюдая за передвижениями японских кораблей. На одном из этих пароходов под видом иностранного корреспондента находился лейтенант флота Мисников, который результаты своих наблюдений также телеграфировал в Шанхай. С начала декабря 1904 г. в Зондском проливе с той же целью крейсировала канонерская лодка, выделенная голландским губернатором Батавии (Индонезии) по ходатайству здешнего российского консула.

С апреля 1905 г. по просьбе морского ведомства и «в видах избежания потери времени» Павлов стал ежедневно телеграфировать князю Ливену сведения о движении кораблей японского военного флота, добытые его наблюдательной службой на море[436]. Ливен, в свою очередь, немедленно направлял полученные депеши Рожественскому с нарочным судном. Тогда же из Шанхая в распоряжение Ливена был отправлен пароход «Леди Митчелл». По пути в Сайгон по заданию Павлова «верные» шкиперы француз Тоа и норвежец Гундерсен осмотрели западный берег Формозы и Пескадорские острова, где, по предположениям разведки, могли укрываться японские военные суда. Обо всех этих перемещениях и полученных результатах Павлов телеграфировал Ламздорфу. Министр тут же докладывал их императору, а тот накладывал стандартную резолюцию: «Правильно». Установленный плотный контроль выявил целый ряд пунктов скопления и особой активности японских военных в южном Китае, Индокитае, Индонезии и на Малайском архипелаге (о них читатель узнает в свое время). Здесь же важно подчеркнуть, что созданная наблюдательная секретная служба вскоре пришла к выводу, что индонезийские проливы русская эскадра пройдет без осложнений. Независимо от агентуры Павлова об этом же в декабре 1904 г. из Батавии Рожественскому на борт «Князя Суворова» телеграфировал капитан 2-го ранга А.К. Полис.

Александр Клементьевич Полис был направлен в Индонезию самим Рожественским еще в августе 1904 г. для выполнения особых заданий Главного морского штаба, что было подкреплено секретным «повелением» императора. Его главная задача заключалась в создании запаса угля для эскадры после пересечения ею Индийского океана. Выбор на этого офицера пал не случайно. Тогдашняя Батавия была голландской колонией, а Полис, с 1899 по 1902 г. прослуживший военно-морским атташе в Нидерландах, Германии, Дании, Швеции и Норвегии, свободно говорил на нескольких европейских языках, по внешним данным вполне походил на подданного любой из этих стран и имел опыт агентурной работы. В Индонезии он жил в строжайшем инкогнито (первое время о цели его приезда не подозревал даже тамошний российский внештатный консул) и в своей работе опирался на собственную секретную агентуру, местного русского консула, а также на негласное содействие местных голландских колониальных властей[437]. В начале декабря 1904 г. Павлов перебазировал коллежского асессора Кристи в Индонезию, и в его лице Полис неожиданно для себя приобрел надежного и опытного помощника. Посылку своих агентов в Индонезию Морское ведомство и МИД не согласовали, и о существовании друг друга Кристи и Полис узнали только на месте, да и то не сразу. По их обоюдной просьбе («наблюдение за японцами на суше не важно, плавание же по побережьям может дать кое-что», – писали они в Шанхай[438]), Павлов с помощью консула Бологовского зафрахтовал в Гонконге небольшой пароход «Шахзада», который был передан в их распоряжение. Его крейсерство в индонезийских водах продолжалось до конца апреля 1905 г.

В те же апрельские, самые жгучие дни ожидания эскадры Рожественского, в «шанхайской агентуре» родился план лишить японский флот на Формозе связи со своим командованием, перерезав подводные телеграфные кабели (один из них, японский, шел с Формозы в Нагасаки, второй, китайский, – на континент, в Фучжоу). Расчет был верный – этой линией японские военные пользовались чрезвычайно активно, пропустив через нее за время войны более тысячи телеграмм[439], а Формоза в ожидании русской эскадры была превращена в главную базу японского военного флота. В середине апреля этот план получил одобрение главнокомандующего, Павлов купил пароход «Эльдорадо», нанял техников-датчан и приготовил все необходимое оборудование. Операцию было решено произвести в период с 27 апреля до 7 мая[440]. Однако осуществить ее так и не удалось – российские сановники ее классически «заволокитили»[441], время ушло, и надобность в ней отпала. Датчанам пришлось заплатить большую неустойку.

После того, как армада Рожественского благополучно, как и ожидалось, миновала индонезийские «узкости», наблюдательная служба здесь была свернута. Кристи вернулся в Шанхай, а Полис присоединился к эскадре, 10 мая перейдя на борт эскадренного броненосца «Александр III» в Сайгоне, куда он вместе с лейтенантом Н.Ф. Мисниковым, по приказанию Рожественского, прибыл с эскадрой Н.И. Небогатова. С именем «Александра III», пишет Новиков, связаны «наиболее жуткие воспоминания» о цусимском бое 14 (27) мая: «После того, как эскадра лишилась адмирала, он стал во главе боевой колонны и повел ее дальше. На этот броненосец обрушился весь огонь двенадцати японских кораблей. А он, приняв на себя всю тяжесть артиллерийского удара, ценою своей гибели спасал остальные наши суда»[442]. Шквальный четырехчасовой огонь японского флота нанес броненосцу такие повреждения, что в 6:30 вечера он опрокинулся и быстро затонул. Вместе с ним погиб почти весь его экипаж – 836 человек. Среди четырех спасшихся офицеров «Александра III» капитан 2-го ранга А.К. Полис не значился. В общей сложности в ходе