Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

этого сражения Россия, потеряв 22 боевых корабля, включая 8 броненосцев и 5 крейсеров, окончательно лишилась своего Тихоокеанского флота; более 3 тыс. моряков были взяты в плен. Японский адмирал Х. Того потерял в этом бою лишь три миноносца; его людские потери составили всего 537 человек (по другим данным – около 700 человек), 424 из которых были ранены[443].

* * *

О цусимской катастрофе Николай II узнал в Гатчине на пикнике по случаю девятой годовщины своей коронации – эту трагическую весть принес курьер Морского министерства. «Если бы я был на месте Ники, – вспоминал впоследствии очевидец, великий князь Александр Михайлович, – то немедленно отрекся от престола. В цусимском поражении он не мог винить никого, кроме самого себя. Он должен был бы признать, что у него недоставало решимости осознать все неизбежные последствия этого самого позорного в истории России поражения. Государь ничего не сказал по своему обыкновению. Только смертельно побледнел и закурил папиросу»[444]. «Вопрос с флотом покончен, – прокомментировал ситуацию в разговоре с С.Ю. Витте управляющий морским министерством А.А. Бирилев. – Япония является хозяином вод Дальнего Востока»[445]. Западная печать оценила цусимскую победу Того Хэйхатиро как «самое знаменательное событие не только в военно-морских анналах, но и в истории всего мира»; «Япония уже выиграла эту войну». Впрочем, та же американская газета (“Sun”) задавалась и тревожным вопросом: «А как насчет нас самих? Морское сражение минувших субботы и воскресенья может изменить весь ход развития цивилизации ХХ века»[446].

Когда известие о цусимской победе достигло Японии, жители начали украшать свои дома, по улицам шли нескончаемые потоки демонстрантов и музыкантов, волна восторга вылилась в выражение верноподданнических чувств у императорского дворца и здания Морского министерства, всю ночь в городах горели праздничные фонарики. Адмирала Того в Токио встречали с необыкновенными почестями. На вокзале была сооружена триумфальная арка, войска столичного гарнизона произвели артиллерийский салют, улицы были запружены народом, приветствовавшим адмирала криками «Банзай!». «Император, – сообщало агентство Рейтер, – принял адмирала Того и прочих адмиралов весьма сердечно … горячо благодарил за верную службу»[447]. Тут же Того торжественно вручил микадо рапорт о возвращении флота с войны. На следующий день в присутствии микадо состоялся смотр японского военного флота, в котором приняло участие свыше 300 боевых кораблей, включая пять трофейных русских. Триумфатор Цусимы на родине превратился в национального героя, а в Европе приобрел почетное прозвище «азиатского Нельсона», издан с десяток его биографий. В современной, демократической Японии дата цусимского сражения уже полузабыта, но до Второй мировой войны отмечалась как общенациональный праздник – день ВМФ.

Глава III

В Западной Европе и России: японские деньги и русская революция

В июне 1906 г. в Петербурге в издательстве А.С. Суворина вышла в свет брошюра «Изнанка революции: вооруженное восстание в России на японские средства». В ней были воспроизведены фотокопии писем, которыми в первой половине 1905 г. обменивался бывший японский военный атташе в России полковник М. Акаси с К. Циллиакусом и Г.Г. Деканозовым. Первый из корреспондентов японца был организатором и руководителем Финляндской партии активного сопротивления, образованной в ноябре 1904 г., второй – одним из лидеров созданной в апреле того же года Грузинской партии социалистов-федералистов-революционеров. Опубликованная переписка касалась главным образом закупки и нелегальной отправки в Россию большой партии оружия для революционных организаций. «И японцы, и русские революционеры в циничном безразличии в выборе средств борьбы, – говорилось в предисловии к брошюре, – оказались достойны друг друга. Одни славу своего оружия запятнали грязью подкупа, другие великое слово свободы осквернили продажей своей родины».

Это была не первая попытка обвинить участников освободительного движения в корыстных связях с противником России в недавно закончившейся русско-японской войне. Еще в начале 1905 г. бывший сербский консул в Москве А. Череп-Спиридович пустил подхваченный правыми газетами и черносотенцами, но при проверке оказавшийся вздорным слух об огромной денежной поддержке, которую японское правительство якобы оказало бастовавшим в России рабочим. Такого же рода обвинения нередко использовались и местными российскими держимордами для организации погромов демократической интеллигенции и «скубентов», как, например, в Курске в феврале 1905 г. «Как только русская армия стала терпеть неудачи в борьбе с Японией, – вспоминал один из видных российских либералов и лидеров партии кадетов И.И. Петрункевич, – прислужниками правительства тотчас был пущен слух о подкупе японцами русских общественных деятелей и печати в расчете перенести ответственность военной и гражданской власти на общество и его деятелей. Конечно, этому слуху никто не верил, и истинный смысл его был всем понятен»[448].

Вероятно поэтому опубликованные в 1906 г. документы, о которых шла речь в начале, были также встречены современниками с недоверием. «Когда мы говорили, что деньги для русской революции получались из-за границы, – записал вскоре издатель А.С. Суворин в своем дневнике, – над этим смеялись»[449]. В отклике на выход брошюры «Изнанка революции», помещенном в газете «Наша жизнь», известный публицист В.В. Водовозов охарактеризовал ее как «попытку кого-то из истинно русских людей показать изнанку революции и вместе свой “патриотизм” с той стороны, с какой он только и показывался в последнее время, – как патриотизм клеветнический»[450]. При этом Водовозов, однако, признал, что опубликованные материалы «не оставили бы ни малейшего сомнения» в справедливости вышеприведенного обвинения в адрес русских революционеров, если бы их достоверность была установлена. В ответной публикации суворинское «Новое время», газета почти такая же респектабельная, как лондонская “Times” и столь же консервативная, предложила всем желающим оспорить подлинность обнародованных писем, но на это предложение никто не отозвался. И не мудрено: в брошюру вошли фотокопии, сделанные заграничным агентом Департамента полиции с оригинальных документов, а отчасти и их подлинники. Эти и другие материалы образовали особое полицейское дело, начатое Департаментом полиции еще в ноябре 1904 г.[451]

В следующий раз к этой теме «Новое время» обратилось в 1909 г. в статье «Наши друзья финляндцы и японцы». Напоминая читателям о сведениях, опубликованных в брошюре «Изнанка революции», автор статьи недоумевал по поводу отсутствия официального расследования связей Акаси с Циллиакусом и «другими революционерами»[452]. Нововременский журналист не мог знать, что такое расследование уже давно произведено, однако после 1905 г. в новых утечках секретной информации в печать и дальнейшем раздувании связанного с этим скандала уже никто заинтересован не был. Поскорее забыть его постарались не только противники самодержавия, но и его защитники: дальнейшее раскручивание скандала и знакомство общественности с подробностями этой истории могло скомпрометировать некоторых высших чинов тайной политической полиции и поставить крест на многих блестящих карьерах.

Из общеполитических соображений в этом же оказалось заинтересовано и само русское правительство, пошедшее по пути скорейшего урегулирования отношений со своим недавним противником, а затем и установившее союз с ним. Уже