Живые тридцать сребреников - Петр Ингвин

«Не вернется», — с горечью констатировал Сергей.

«А вдруг?» — настаивал внутренний голос.

«Она ушла совсем, ушла к тому, о ком грезила со школьной скамьи».

«На свете нет ничего постоянного, — не соглашалось подсознание. — Чудеса случаются, и ушедшие навсегда однажды навсегда же и возвращаются».

Верить хотелось, но не верилось. И все же рискованных экспериментов с внешностью Сергей сторонился. И без того с его яростной любовью-ненавистью и неукротимой фантазией партнерши грани человеческого естества стирались, ориентиры терялись, горизонты исчезали. В любви Амелия не признавала ограничений.

Как-то вечером Сергей с Амелией возвращались с гладиаторских боев — зрелища, на которое у Миры не хватило бы духу, а желание сходить туда никогда бы не возникло. В жестоком побоище кровь текла ручьями, летели отрубленные руки и ноги, и боль была настоящей — за что народ и любил эту пародию на древние бои. Пародию — поскольку побежденный не погибал, его уносили, и он восстанавливался, чтобы через несколько месяцев опять выйти на ринг.

— Сейчас везде говорят о том, что Вик нарисовал новую картину, — рассказала Амелия. — Шум стоит межзвездный, только об этом и слышно.

— И о чем же эта картина? — вяло поинтересовался Сергей.

Сердце забилось, но он не показывал вида. Тема была опасной. И зачем Амелия ее затронула?

— Он нарисовал плачущую женщину с мудрым ребенком на руках.

— Опять с лицом Миры?

Вик взялся за старое?

Амелия помотала золотыми локонами из стороны в сторону:

— Нет.

— Отчего же шум? — Дыхание восстановилось. — Что крамольного в женщине с ребенком?

— Она плачет по-настоящему. Никаких спецэффектов: ни виртуальной графики, ни оптических фокусов, все реально. Так утверждают те, кто видел. Картина как-то связана с древней религией, от этого все и взбаламутились. Сначала было невозможно проверить, почему изображение плачет, верующие несли круглосуточную вахту и чужих близко не подпускали. Но Вик сам отдал картину властям, а те умудрились уничтожить ее во время опытов. Слезы объявлены мистификацией, но люди не верят, а узнать правду теперь нельзя.

Сергея больше беспокоили те картины, которые Вик отправил ему. На них не было посторонних женщин и детей. На них была Мира. Или они дышали Мирой.

Посылки доставил беспилотник, автотележке пришлось делать два рейса. Амелия вскрыла первый пакет. На нее, как из кривого зеркало, глядела Мира — спокойная, в отличие от своей нервно дышавшей копии, задумчивая, мечтательная.

Ноздри Амелии вздулись, в прищуренных глазах сузились зрачки.

— Если повесишь это на стену, — ее голос лязгнул металлом, — жить будешь с ним.

«Или висеть рядом», — добавила ее поза, готовая разорвать на месте.

— Перестань выглядеть как другая, и я буду любить именно тебя, — ответил Сергей, — а не другую в тебе. Одиннадцатый принцип: «Всегда оставайся собой». Ты забыла про него, это сыграло с тобой злую шутку. Мне не нужна Мира или кто-то в ее образе. Сейчас мне нужна ты.

Ответ партнерше понравился, интонация сменилась:

— А что сделаешь с картинами?

— Отправлю в камеру хранения.

С этого дня Амелия начала возврат в прежний образ чернявого узколицего урагана в юбке. Сергей вздохнул с облегчением. Пока партнерша напоминала Миру, он жил как с сумасшедшем доме, сознание раздваивалось. Перед ним была вроде бы Мира, но фигура, если присмотреться — не та. И нюансы походки. И выражение глаз. Жесты. Мимика. Все не то. И при том — это она. Внешне.

Теперь стало проще. Амелия быстро превращалась опять в Амелию. Но…

Совершенно не хотелось благоговейно вдыхать аромат почерневших кудрей и с любовью накручивать их на палец. Их, как до того золотые локоны не той, с кем были мысли, Сергей с внезапной злостью скручивал в пучок, тянул вниз, опуская партнершу на колени или разворачивая к себе спиной, и «любил-ненавидел» с такой силой, что даже такая любительница остренького и горячего, как Амелия, заподозрила неладное.

— Сейчас ты любишь меня или ненавидишь ее? — спросила она однажды, когда Сергей в очередной раз сделал так больно, что это перестало быть приятным даже для поклонницы самых смелых экспериментов.

Он не нашел, что ответить, Амелия была права в обоих случаях. Девушке, с которой живут, вслух такое не подтверждают. Чрезмерность Сергей попытался компенсировать нежностью, но Амелия уже все поняла.

Срок партнерства подходил к концу. До сих пор даже речи не шло, что новый выбор у кого-то из них окажется другим. Амелии, как давно было ясно, нужен только Сергей, ему — Мира, но так как его мечта стала недостижимой, никто, кроме Амелии, не мог его утешить. Снижение накала эмоций вызовет взрыв, неутоленной страстью Амелия держала Сергея на плаву, не давала уйти в себя, замкнуться на прошлом и, возможно, сотворить что-то непоправимое.

Сейчас что-то сломалось.

— Жизнь тебя ничему не научила. — Амелия села напротив и впервые посмотрела на Сергея по-новому, как еще никогда не смотрела — как на пустое место. — Это значит, что ты не умеешь учиться, и тогда нам не по пути.

Он промолчал. Что сказать в ответ? Оправдываться? Незачем. Амелия права, жизнь его ничему не научила, но не потому, что он не умел учиться, а потому что не видел в этом смысла. Сергей давно нашел смысл жизни, и с Амелией это никак не связано.

После долгого молчания она произнесла:

— Ты не интересуешься новостями с Калимагадана, а я не хотела говорить. Теперь не важно, и мне все равно, что ты сделаешь, когда услышишь. Впрочем, я знаю, что ты сделаешь. Любой, кто тебя знает, тоже знает.

Она умолкла — специально тянула время, чтобы он понервничал.

Сергей не торопил, хотя внутри действительно все напряглось. При таком предисловии сообщение должно быть связано с Мирой. Мало того, оно должно быть позитивным, иначе его не припасли бы напоследок.

— Вик погиб, — сказала Амелия. — Утонул в Дымном озере.

Вспыхнул сигнал вызова. С Калимагадана. Звонила та, о ком мечталось и в чье возвращение не верилось.

Амелия поправила прическу и вышла из дома, не сказав куда.

Ему было неинтересно. Он скомандовал «Ответить».

Тот звонок перевернул жизнь. Столько лет ждать… Она уже перестала верить. Смирилась. И вот…

Мира едва сдерживалась. Сергей вернулся домой очень некстати, с Виком хотелось поговорить о многом, в первую очередь о том, что партнеру слышать не стоило. Придется в другой раз. Но будет ли он — другой?

Когда раздался до боли знакомый голос — повзрослевший, грубоватый, при этом узнанный в первый же миг — горло перегородил вязкий ком. Язык отнялся. Мира не сразу разрешила изображение. А когда знакомое лицо заполнило пространство за дисплеем — подкосились ноги.