Богиня в бегах - Женя Галкина

В процессе разговора она пожаловалась на загруженность: накопилась усталость, сказала она. Хватка уже не та. Это не было кокетством. Она действительно выглядела измотанной. Глеб проявил сочувствие и понимание: он тоже работает в бешеном ритме. На износ. Если бы не его психотерапевт, ресурс уже давно бы закончился.

– Это что за чудо-доктор? – поинтересовалась Диана.

– Гипнолог. Погружает в транс. Во время сеанса отдыхает нервная система, мозг, тело. Встаешь обновленным – я себя так последний раз чувствовал в юности, когда сил было на двадцатерых.

– Правда? – удивилась Диана. – Он так хорош?

Удивилась и визитку Шелепы взяла.

А через некоторое время позвонила Карлу Валерьяновичу и назначила встречу. Он старался понравиться ей, боясь, как бы птичка не упорхнула из силка: купил ее любимых сладостей (Глеб разузнал – она сладкоежка, обожает кремовые пирожные), поставил всюду фото своей семьи и детей – это должно было произвести хорошее впечатление. Убрал со стен дипломы и сертификаты – знал, что Диана не любит излишней показухи.

Он готовился к встрече так, как не готовился к свиданиям со своей невестой, а позже женой, – прожили вместе они всего десять лет, дальше последовал неприятный развод, но семейные фото достались Шелепе без судебного предписания – все остальное, нажитое непосильным трудом, было разделено ровно пополам.

Диана Стрелецкая пришла к нему как в СПА-салон. Она не делилась ничем личным, не стремилась взахлеб рассказывать о себе любимой, как прежние клиентки Карла Валерьяновича. Она поинтересовалась методикой погружения в транс, скинула с узких ступней зеленые бархатные туфельки и легла на кушетку, готовясь отдохнуть.

Карл Валерьянович приступил не сразу. Красота этой женщины, царственно раскинувшейся на кушетке в его кабинете, поразила его в самое сердце: уже ожиревшее и равнодушное, оно вдруг забилось сильнее.

Это была богиня, упавшая отдохнуть под сенью подвластных ей лесов: разметавшая огненную гриву волос, сияющая снежной белизной кожи, устремившая стрелы золотых ресниц к небу, дышащая в полную грудь, обрисованная платьем так, что казалось – морская вода облегает ее талию, живот, бедра… Богиня, разомкнувшая персиковые губы…

Богиня, разомкнувшая персиковые губы, сказала:

– Начнем?

И Карл Валерьянович, сбросив наваждение, перенесшее его в райские кущи, кивнул и начал. Он теперь понимал, почему Глеб Владимирович выбрал в жены эту женщину: это было то же самое, что овладеть жар-птицей, чтобы скрыть ее от посторонних глаз и самому наслаждаться сиянием ее крыл.

О, страсть! О, единоличное обладание! Какую страшную власть вы имеете над сердцами!

Методика действовала постепенно: Карл Валерьянович скрупулезно вел записи обо всех изменениях, надеясь когда-нибудь все же опубликовать их в дружелюбной и понимающей научной среде – тогда, когда мир дорастет до его идей.

Поначалу Диана только благодарила: она действительно чувствовала себя отдохнувшей и обновленной. Ей нравилось лежать, утекающим сознанием ловя последнее эхо голоса гипнолога, нравилось возвращаться – медленно восставать из мягкого ложа небытия, окутанной, словно легким флером статического электричества – с бегущими по спине и рукам мурашками.

Потом она вдруг явилась на сеанс не в обычной своей одежде: строгом платье или костюме сочных синих или зеленых тонов. Она пришла в каком-то сарафанчике с рюшами на рукавах-фонариках и с белой сумочкой в руках. Ей самой словно было неудобно в этой одежде, и она даже извинилась перед Шелепой:

– Не знаю, что на меня нашло… – сказала она.

Он сделал пометку в блокноте. Через некоторое время она перестала красить волосы в насыщенно-красный цвет и принялась ждать своего собственного цвета – светло-русого. Потом – обрадованный Глеб принес весть о том, что на участившихся свиданиях Диана становится все спокойнее и нежнее, меньше говорит о делах и своих планах, часто задумывается, и лицо ее становится мечтательным.

Тогда он и поменял ей имя:

– Диана – ей не идет. Слишком грубо. Зовите ее, док, Полиной.

Карл Валерьянович тут же записал. Теперь он, помимо остальных пунктов, разработанных совместно с Глебом, на сеансах проговаривал еще один: «Тебя зовут Полина…»

Через три месяца расстроенная Диана впервые пришла к Шелепе чтобы выплакаться, а не чтобы отдохнуть. Она комкала в руках платочек, всхлипывала. Мягкие локоны, сильно посветлевшие, круглились вокруг ее личика.

Да уж, подумал Карл Валерьянович, это уже не богиня. Это – ангел с небес, заблудившийся на грешной Земле. Или – та самая овечка, о которых толковал Глеб в самом начале.

– Хочу поделиться кое-чем, – сказала Диана и вынула из сумочки пачку фотографий. Карл Валерьянович взял их и вгляделся: фото как фото – какие-то коты на фоне цветов, бассейн – в нем плещется девочка в надувном круге-уточке, потом – мужчина протянул руки к костру – греется, наверное. Обычные фото семейного альбома. Что-то из дачного.

Он вернул фото Диане.

– Это мои, – призналась она и залилась слезами. – Со мной что-то не так, Карл Валерьянович. Я постоянно рыдаю. Я не могу сделать ни одной нормальной фотографии. Я очень много работала в последнее время. Скажите, это похоже на профессиональное выгорание?

Шелепа вспомнил те фото, которые он видел прежде – тоже сделанные рукой Дианы. Разница была огромной. Невероятной.

Пришлось срочно сделать пометку в блокнотике.

– Что вы пишете? – заволновалась Диана. – Все плохо?

И тогда он рискнул. Впервые он рискнул озвучить один из пунктов списка Глеба, не вводя пациентку в транс.

– Диана, – мягко сказал он, – вы волнуетесь так, как будто фотография – это единственное, через что вы реализуетесь, и говорите так, словно исчезнете с лица земли, если исчезнет ваша профессия. Вы – не равно вашему хобби. Вы – намного больше, чем фотография.

Диана смотрела на него так, словно он говорит на китайском.

– Что вы имеете в виду? – спросила она. – Как я могу еще реализоваться, если исчезнет мой талант к фотографии? Вся моя жизнь с этим связана: работа, друзья, путешествия, карьера! Мой творческий потенциал реализуется через художественную фотографию! Я пыталась стать художником и неплохо рисую, но…

– Но кто вы еще, кроме фотографа? – настаивал Карл Валерьянович.

– Человек, – сказала Диана, – дочь своей матери. Женщина.

– Ага, – Карл Валерьянович истово закивал, обрадованный результатом. – И что женщина может сделать смыслом жизни вместо работы?

Диана быстро сообразила, и на лице ее мелькнуло выражение скуки.

– Нет, дети мне не нужны, – сухо сказала она и моментально стала прежней Дианой Стрелецкой – словно и не было трех месяцев сеансов. – Знаете, я, пожалуй, пойду.

Глеб был в бешенстве. Он кричал, что все сорвалось, что Диана не придет теперь на сеанс, что все слишком затянуто: прошло черт те сколько времени, а память у нее все еще собственная. Карл Валерьянович успокаивал его как мог. Он холодел от мысли, что может сорваться весь эксперимент: потому что у заказчика и спонсора не хватило терпения его завершить. Сознавал он и то, что эксперимент действительно идет вяло, ни шатко ни валко.