Богиня в бегах - Женя Галкина

Клиент бушевал и дело дошло уже до требований неустойки, и тогда Карл Валерьянович решился. Он выложил свой план Глебу коротко и обстоятельно: запасной вариант был давно готов и обдуман, требовались только деньги и отсутствие всякой совести. Захаржевский думал долго, прикидывая все риски, проверяя возможности: он приехал вечером, на исходе пятого дня, когда атеист Шелепа уже прикидывал, не начать ли ему молиться, выпрашивая у бога чуда возвращения в его руки такого интересного эксперимента.

– Чтобы я согласился, – сказал он Шелепе, – нужно прояснить один момент. Мне не нравится, что она до сих пор ломается на тему детей. Если баба не хочет детей – значит, у нее в мозгах что-то сломано. Мне такая баба ни к чему, я на нее деньги сливать не стану. Я думал, после гипноза у нее все наладится – не налаживается. Почему?

Карл Валерьянович, вспотев от ужаса при мысли, что его драгоценная Диана уплывет из рук на середине интереснейшего процесса, взялся многословно и убедительно доказывать, что – Глеб, конечно, прав. Любая женщина рано или поздно захочет детей. Если она не хочет детей очень упорно, значит, еще не доросла, и это нормально! Сколько той Стрелецкой? Каких-то двадцать семь. Через год-два умолять будет: заведем ребенка, заведем ребенка! Услышит, как тикают ее часики, и будет умолять! Это он, Карл Валерьянович, гарантирует лично – будет по три, нет, пять раз за сеанс вбивать нужную мысль в новую память пациентки.

На самом деле Шелепа кривил душой. Он не был глупым человеком и кругозор его был куда шире, чем у «дальнозоркого» Захаржевского. За свою практику и жизнь Карл Валерьянович встречал множество женщин, прохладно относящихся к вопросам пресловутых «часиков» и уверенных, что стакан воды в старости не стоит всех многолетних перипетий воспитания отпрысков.

Диана, похоже, к ним и относилась.

– Хорошо, – согласился Глеб, выслушав то, что и сам в глубине души считал единственно-возможным вариантом событий. Карл Валерьянович попал в точку, повторив собственные мысли капризного клиента. – Тогда действуй, док. Жду результата.

Карл Валерьянович позвонил Диане и осведомился, будет ли она и дальше посещать его сеансы. Диана разговаривала с ним вежливо, но холодно: ощущение, что она поняла, с кем или чем связаны перемены в ее жизни, усилилось.

Однако нужно было идти ва-банк, и Шелепа сыграл на том, что месяцами вбивал в голову Диане – повиновение мужчинам.

– Дианочка, дорогая, вам нужно отдыхать от работы. Это я вам как мужчина говорю.

Это тоже была часть эксперимента, и он с замиранием сердца ждал ответа.

– Хорошо, – через несколько секунд вяло отозвалась Диана, – я приеду…

В блокнотике экспериментатора появилась запись, подчеркнутая три раза: «Ложная память меняет решение человека даже в том случае, если его основная память противостоит данному решению!!!».

Диана пришла на прием на следующее утро. Она была бледнее обычного. Русые волосы убраны в пучок. На ней было какое-то платьице в полоску, с вышитым воротничком. Лицо строгое и печальное.

– Вы думаете, мне станет лучше? – спросила она. Никакой заинтересованности в голосе не прозвучало, и Шелепа не стал отвечать. Он погрузил ее в сон: теперь она лежала на кушетке, как на больничной койке – съежившись.

Не произнося никаких речей, он быстро сделал ей один за другим три укола. Потом, накрыв пледом, сидел в темноте и кусал ногти, как в детстве. Он ждал блеска фар в черных квадратах окон. Фикус, бессменный его партнер по кабинету психологической практики, вяло уронил листья: в последнее время Карл Валерьянович забывал его поливать.

Около часу ночи во дворе зарычал двигатель, хлопнула дверца.

Глеб, появившись в кабинете весь в черном, как большую куклу, поднял на руки укутанную в плед Диану и вынес ее во двор. Там он положил ее на заднее сиденье своей машины, а Карл Валерьянович, закинув чемоданчик в багажник, уселся у нее в ногах. Весь долгий путь из одного города в другой он просидел рядом с ней, положив руку на ее теплую ногу. Иногда он приоткрывал одеяло, чтобы проверить ее дыхание, и видел – печально упавшие золотые стрелы ресниц, иссиня-белую кожу, серые губы с нежнейшей розовой изнанкой, приоткрытые и пересохшие до трещинок.

Богиня попала в клетку.

Дальше все пошло легко и продуктивно. В небольшом здании частной клиники, которую Глеб арендовал для эксперимента, было всего три палаты, два врачебных кабинета и одна пациентка, но Карл Валерьянович носился по ней словно заведующий огромной психиатрической больницей. Он завел себе папки, карты и журналы с выписками, записями и заметками, он устроил часы обхода и другие регламентные часы его владений. Он радовался, как дитя, еще и тому, что погруженная в медикаментозное оцепенение Диана хорошо поддавалась замене памяти. Препараты ей понадобились особые, в особых сочетаниях и дозировках – они были собраны Шелепой задолго до знакомства с Захаржевским. Он ведь мечтал о множестве пациентов, жаждущих уничтожить свою память и заменить новой, – и собирал препараты даже тогда, когда понял, что его прогрессивный метод, разработанный с таким тщанием, получил только порицание.

Теперь он хвалил себя за дальновидность и запасливость. За то, что препараты можно было даже заменять, если что-то начинало работать не так. Но промашек теперь почти не было. Диана переставала быть Дианой. Целыми днями она лежала в постели, сильно исхудала, плохо спала, почти ни на что не реагировала, но не пыталась задавать вопросов о прошлом, сбежать или протестовать.

Она начала отзываться на новое имя, потом – здороваться с Шелепой как с недавним знакомым и своим лечащим врачом, а чуть позже, через месяц, впервые согласилась с тем, что Глеб – ее муж, которого она совершенно не помнит.

Карл Валерьянович Шелепа торжествовал победу. Он сплясал бы, если б умел, при виде нового паспорта его пациентки: Диана Стрелецкая исчезла, об этом писали все столичные газеты, этой новостью пестрели сайты. Ее искали. Ее мать несколько раз выезжала на опознания. Проводились розыски по лесам и руслам рек. Инициативная команда волонтеров расклеивала ориентировки по всему городу.

Исчезла. Пропала без вести. Дианы Стрелецкой больше не было.

Новое имя, которое получило дитя эксперимента, слегка напуганная и робкая женщина с мягкими русыми локонами, – Полина Захаржевская. Домохозяйка, мечтающая о домике за городом. Любительница сажать цветы и печь тортики. Будущая мать и внимательная нежная жена.

Пока искали Диану, она приходила в себя в крошечной клинике доктора Шелепы, училась заново узнавать близких, доверять им и своему врачу. Удивленно знакомилась с миром, начала есть здоровую еду и проявлять нетерпение при слове «дом». Ей уже хотелось домой, как и любой выздоравливающей, и неважно ей было, что за дом ее ждет – она верила, что он принадлежит ей, а она – ему.

Двухэтажный коттедж на окраине ожидал свою хозяйку. Глеб Захаржевский торжественно вручил Шелепе ключи от клиники. Это была обещанная плата за замену памяти его избраннице.