Византия в эпоху иконоборчества - Алексей Величко

А Собор шел своим ходом. Зачитали послание папы Адриана Константинопольскому патриарху, и начался опрос присутствовавших лиц: все ли согласны с мнением Римского епископа об иконах? Все согласились. На следующем заседании зачитали послания восточных патриархов, также подтвердивших необходимость почитания икон. Эти послания удовлетворили римских легатов: «Благословен Бог, что и восточные святейшие архиереи оказались согласными в православной вере и в учении о поклонении честным иконам с святейшим Адрианом Римским и Тарасием, патриархом нового Рима»[224].

После дисциплинарных вопросов и прочтения посланий началось обсуждение самого главного вопроса об иконопочитании, что лишний раз продемонстрировало идейную предопределенность Отцов, направляемых императорской властью к истине. Собор очень аргументированно отмел довод иконоборцев о «рукотворности» святых икон: «Ни один из апостолов и евангелистов не называет нигде бескровную жертву образом плоти Христовой. Если некоторые Отцы, например, Василий Великий и Евстафий Антиохийский, и называют бескровную жертву — хлеб и вино „вместообразными“, то так они называют только до момента преложения их в истинную Кровь и Плоть Господа. Учить так, как учат иконоборцы, — значит отрицать преложение Святых Даров».

На этом заседании произошел еще один интересный эпизод. Хотя доводов в пользу святых икон было предоставлено и обнародовано немало, Собор счел необходимым сослаться на 82‑е правило Трулльского Собора, не признанного на Западе. И римские легаты… приняли этот аргумент, несмотря на отрицательное мнение Римского епископа, тем самым реципировав Собор[225].

На 5‑м заседании ознакомились с некоторыми свидетельствами, на которых основывал свое решение иконоборческий Собор 754 г. Было зачитано апокрифическое сочинение «Путешествие святых апостолов», которое все признали еретическим — и справедливо. Рано или поздно, но Собор должен был затронуть грандиозные фигуры императоров — Льва III и Константина V. Но когда это случилось, не было произнесено ни слова упрека. Более того, когда Феодосия Аморийского начали обвинять в том, что иконоборцы использовали в качестве доказательства еретический апокриф, тот стал оправдываться, будто им на Соборе 754 г. зачитывали подложные свидетельства Отцов. И реплика патриция Патрония: «Но при этом они все делали по царскому соизволению» — звучит не в качестве упрека царям-иконоборцам, а как довод в… защиту невиновности епископа Феодосия Аморийского[226].

Затем было изучено и отвергнуто свидетельство Евсевия Памфила против икон, как не соответствующее Православию. Со ссылкой на сочинение Антипатра, епископа Бострского, где встречались такие слова: «Я признаю, что этот великий исторический муж, и что от его сведения не ускользнуло ничего из сочинений древнейших писателей, потому что, пользуясь царским содействием, он легко мог доставать их отовсюду. Но я не утверждаю, что этот человек достиг точного познания догматов. Потому надобно согласиться, что он был человек многосторонне образованный, но чтобы он знал догматы — этого допустить нельзя; напротив, мы знаем, что он был весьма далек от точного понимания их», Собор признал догматические сочинения Евсевия чуждыми Кафолической Церкви[227]. Попутно Отцы обвинили трех предыдущих Константинопольских патриархов (Анастасия, Константина и Никиту) в подделке Священного Писания, когда у тех дело дошло до необходимости опровергнуть почитание святых икон.

Почти все время 6‑го заседания Собора было посвящено изучению деяний иконоборческого Собора 754 г. — об этом писалось в предыдущих главах. Нет сомнения, что в силу природы победоносного диспута, когда любое слово заочного оппонента кажется легкомысленным и ложным, Собор несколько демонизировал отдельные догматические определения иконоборческого Собора, вполне, впрочем, православные. Например, было зачитано такое определение иконоборцев, реципировавшее предыдущие шесть Вселенских Соборов: «Эти шесть святых и Вселенских Соборов благочестиво и богоугодно изложили догматы нашей непорочной христианской веры. Будучи научены из богопреданных Евангелий, они предали, что одна ипостась во Христе Господе и Боге нашем имеет два естества и две воли и два действия, и учили, что одному и тому же принадлежат и чудеса и страдания». На что прозвучала следующая оценка: «О, какая заносчивая и тщеславная мысль! Они пытаются учить Церковь, как будто она не познала еще Божественных догматов. Церковь Кафолическая приняла и запечатлела эти догматы, как твердый якорь и нисколько не нуждается в назидании этих учителей»[228].

Безусловно, с исторической точки зрения это было передергивание фактов, поскольку каждый Вселенский Собор одним из своих актов реципировал предыдущие вселенские соборные оросы. И если епископы-иконоборцы признали свой Собор «вселенским», то и им следовало сохранить древнюю традицию. Другое дело, что с духовной точки зрения даже истина, высказанная еретическими устами, облекается в черные одежды, и Отцы VII Собора всячески старались устранить этот зловредный налет.

Вновь «запнулись» на императорах-иконоборцах, но ни у кого не хватило духу поднять руку на властителей Вселенной, глав и защитников Церкви. И вместо этого зазвучали упреки в адрес епископов-иконоборцев: «Совершая беззаконие за беззаконием, эти еретики не только язык свой изощрили во лжи и нечестии, но и убедили руку правителей поражать мнимые преступления, говоря, что не повинующийся им должен считаться виновным и пред царским законом»[229].

Нисколько не затрагивая вопрос об ересиарстве Константина V, Отцы отметили другие замечательные достоинства этого императора, вновь перекладывая всю вину на епископат. «Им следовало бы скорее высказывать подвиги их мужества, победы над врагами, подчинение им варваров, что многие изображали на картинках и на стенах, возбуждая тем самым любовь к ним; точно так же — защищение ими покорных им, их советы, трофеи, гражданские постановления и сооружение ими городов. Вот похвалы, которые делают честь императорам! Они возбуждают хорошее расположение духа и во всех подчиненных им. Но еретики, имея языки наостренные и дыша гневом и стремлением к обличениям, хотят в темном месте подстрелить имеющих правое сердце и потому говорят так»[230].

Наконец, настал день 7‑го заседания, на котором Собору предстояло утвердить свои определения. Как результат соборного труда, Никейскому вселенскому собранию принадлежит чрезвычайно важное учение об образе поклонения святым иконам: не только благоговейное лобызание икон, но и поклонение им. Причем поклонение не такое, как Богу, но как поклоняются святым людям и Ангелам, которым, тем не менее, не служат, как Богу.