Византия в эпоху иконоборчества - Алексей Величко

Следующая фраза, сказанная епископом города Констанции на Кипре Константином, встретила общее одобрение: «Приемлю и лобызаю с глубоким почитанием святые иконы, но что касается поклонения в смысле служения, то я воздаю его исключительно Святой Троице». Впоследствии именно эта фраза, неверно переведенная латинянами и положенная на стол Карлу Великому, дала повод Франкфуртскому собору 794 г. неверно истолковать определение VII Вселенского Собора. Франки поняли с точностью до наоборот, будто Никейский Собор 787 г. приписывал поклоняться иконам в качестве служения, как Богу — об этом мы будем говорить ниже.

Затем последовали анафематизмы иконоборцам и славословия императорам. «Многая лета императорам! Константину и матери его Ирине многая лета! Победоносным императорам многая лета! Новому Константину и новой Елене вечная память!» И наоборот: «Ересеначальникам Иоанну Никомидийскому и Константину Наколийскому анафема! Лжеименному епископу Эфесскому Феодосию анафема! Сисиннию, прозванному Пастиллою, анафема! Василию, носящему гнусное прозвище „Трикаккав“, анафема! Анастасию, Константину и Никите, преемственно председательствовавшим на Константинопольской кафедре, анафема!»[231]

Другие решения Отцов Собора также не лишены исторического значения. Так, в частности, на 7-м заседании (13 октября 787 г.) Собор привел Никео-Цареградский Символ Веры — конечно, без Filioque — важнейший исторический факт, также свидетельствующий не в пользу позднейших римских догматов об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына. В окончании Собор принял 22 канона, в основном касающихся правил монашеской жизни.

После завершения всех обсуждений Отцы откликнулись на приказ императрицы прибыть в Константинополь, где состоялось последнее заседание Вселенского Собора. Это случилось 23 октября 787 г. в Мангаврском дворце столицы. На заседании в присутствии императоров, высших государственных сановников и виднейших военачальников под одобрительные выкрики присутствующих лиц были зачитаны соборные определения.

Затем св. Тарасий поднес царям книгу, в которой были изложены все соборные деяния и определения, и просил утвердить их своими подписями. Святая Ирина и Константин VI подписались первыми, затем легаты, столичный патриарх и епископы. Получив щедрые дары от царицы, епископы разъехались по своим епархиям. Так завершилось последнее вселенское собрание Кафолической Церкви, но об этом еще никто не знал и не догадывался.

Пока на Востоке развивались эти волнительные события, на Западе решался вопрос: кто будет править Италией? После смерти Пипина властителем франков стал замечательный человек своего времени, его сын Карл Великий (Charlemagne по-французски и Karl der Groesse по-немецки). Этот великий муж, проживший долгую и содержательную жизнь, является той фигурой, руками которой творится история целых народов и эпох. Он обладал величественным обликом и большой физической силой. До самой старости Карл не оставлял физические упражнения и особенно любил плаванье и охоту. Король был трезвенником и ненавидел пьянство. Воздержанный и скромный, неприхотливый в еде и питье, он был красноречив и умел очень доходчиво и просто объяснить дело собеседнику. На обед ему обычно подавали четыре блюда, не считая мясного жаркого, до которого Карл был весьма охоч. Король созывал пиры крайне редко и исключительно по большим праздникам. Хотя в таких случаях старался поразить всех гостеприимством и собирал множество людей на свою трапезу[232].

Высокого роста (около 190 см), с красивыми большими и живыми глазами, привлекательный и веселый, он очень нравился женщинам. Впрочем, как и они ему. Из всех недостатков современники выделяли склонность Карла к блуду и прелюбодеянию. У него было 5 жен и множество наложниц; после смерти последней жены, уже глубоким стариком, Карл имел 3 или 4 наложницы. Рассказывают, что даже своих дочерей он заставлял вести не вполне целомудренную жизнь и поощрял их распущенное поведение в надежде, что никто не возьмет их замуж и, как следствие, не появятся новые претенденты на королевский престол. Правда, попутно он дал им блестящее образование[233].

Сохранился даже древний апокриф от 842 г. о страшных муках, претерпеваемых Карлом Великим после кончины за пристрастие к слабому полу. Некий монах Ветти из Южной Германии рассказал перед смертью аббату своего монастыря о своем видении, когда во сне был восхищен на Небо, а тот записал рассказ. По словам монаха, влекомый Ангелом, он был доставлен в «чистилище», где помимо других знакомых и известных персон увидал Карла Великого, которому некий чудовищный зверь раздирал половые органы, тогда как другие члены тела императора не подвергались никакому ущербу. Ангел пояснил монаху, что эти муки Карл претерпевает за запретные половые связи, на которые тот был падок при жизни. Но в конце концов, пояснил Ангел, и Карл Великий окажется среди избранных, которые спасутся[234].

Никогда не испытывая сомнений в своей правоте, он обладал редким даром убеждать в этом других людей. Харáктерный, сильный человек, Карл тем не менее никогда не позволял эмоциям торжествовать над собой. Ему всегда претила жестокость, и если он допускал ее, то лишь в случае острой необходимости, как средство для достижения определенной цели. Ценящий преданность и дружбу, он был отходчив и незлопамятен, прощая своим друзьям даже скверные поступки. Сохранилась история, как будущий летописец «Истории лангобардов» Павел Диакон (720–799) трижды пытался убить Карла, но каждый раз покушение срывалось. В конце концов неудачливого убийцу доставили к государю, которому тот смело и дерзко заявил, что попытается убить его еще раз, если останется живым. В гневе король приказал отрубить писателю руки, но тут же остановил исполнение приговора, ссылаясь на то, что второго такого писателя он лично не знает. Павла направили в ссылку, откуда он вскоре благополучно бежал[235].

Далеко не неженка, Карл без стеснения плакал, когда близкие ему люди уходили из жизни. Простой в обращении, он не терпел пышных оборотов и форм, хотя прекрасно осознавал их роль в публичных процедурах[236].

Здоровье его было отменным, и король страдал разве что от лихорадки, для лечения которой регулярно принимал горячие минеральные ванны. Враг роскоши, он до конца дней носил традиционную франкскую одежду — полотняную рубаху и штаны, а на ногах сапоги. Поверх король набрасывал на плечи свой любимый зеленый плащ. Но на торжествах Карл блистал золотой одеждой, украшенной драгоценными камнями, а его плащ скрепляла золотая пряжка[237].