Ярославский мятеж - Андрей Васильченко

Как отмечали в одной из своих статей братья Иван и Юрий Шевяковы, «после оказания помощи на медицинских пунктах боевых участков большинство раненых и больных направлялось с целью подготовки к дальнейшей эвакуации на главный перевязочный пункт при станции Всполье, через который за период боев прошел 651 человек. Отсюда 476 раненых и больных были вывезены санитарным поездом в город Кострому, где поступили для дальнейшего лечения в Гродненский (главный врач Ф.С. Троицкий), 24-й (главный врач Евланов) и 183-й военные госпитали». Показательно, что быть расстрелянным за «контрреволюцию» рисковали не только медики, лечившие пострадавших в «белом» Ярославле, но и те, кто формально оказался на «красной» стороне. В этом отношении весьма показательна судьба 136-го военно-санитарного поезда, который 6 июля, то есть в первый день вооруженного выступления, должен был отбыть после ремонта из Урочских железнодорожных мастерских. Почти сразу же он оказался в руках повстанцев, действовавших из Твериц, а потому на следующий день был обстрелян красной артиллерией. Спасая свои жизни, медицинский персонал укрылся в местном лесу. Те, кто решил остаться, погибли несколько дней спустя от пулеметного и оружейного огня перешедших в наступление «красных» отрядов, которые в очередной раз намеревались занять станцию Филино. Выстрелом в голову был убит старший врач военно-санитарного поезда Кочеровский. Оставшиеся медики были арестованы и заперты в пустом вагоне. За это время красноармейцы разграбили все вагоны поезда, его кухню, кладовую. Из канцелярии пропал денежный ящик с 11 000 рублями. В адрес медиков постоянно звучали угрозы. Как отмечал Юрий Шевяков, «лишь прямое вмешательство командующего войсками Ярославского района – А.И. Геккера (последний родился и вырос в семье военного врача) и представителя санитарного отдела Вологодского губвоенкомата Штильмана улучшило положение дел».

Если подводить черту под рассказом о повседневной жизни обыкновенных ярославцев во время боев, то нельзя не обратить внимание на такую сторону жизни, как похороны, тем более что хоронить в июле 1918 года в Ярославле приходилось очень часто и очень многих. Проблема стала более чем актуальной приблизительно 12 июля 1918 года, когда количество мирных жителей, погибших от обстрелов красной артиллерии, ежечасно множилось. Тогда врач Сергей Крылов, взявший на себя обязанности заведующего санитарной частью при штабе, призвал всех жителей «оказывать помощь по уборке трупов, не допускать их до разложения и закапывать в ближайших церковных оградах». Однако этих мер оказалось недостаточно. Поначалу трупы «складировали» близ Дома Народа, на территории нынешнего парка при Ярославском художественном музее. Еще через несколько дней стало понятно, что штаб не имел никаких возможностей решить проблему захоронения. Крылов направляет запрос городскому голове: «Не имея собственного свободного персонала для уборки трупов, Санитарная часть во избежание возникновения заразы покорнейше настоятельно просит Городскую Управу озаботиться немедленной уборкой трупов». В итоге трупы приходилось хоронить где попало. Сведения о братских могилах и стихийных захоронениях не сохранились, по этой причине останки погибших в 1918 году находили на протяжении десятилетий, что особо часто случалось при строительных работах.

Позже горожане не раз предпринимали попытки составить реестр «негласных» кладбищ, но это было безнадежной затеей – останки могли находиться где угодно. Вспоминается в высшей мере показательное письмо, пришедшее в апреле 1993 года в одну из местных газет. В письме говорилось: «В 50–60-е годы, живя на нынешней Юбилейной площади в одном из уцелевших во время июльских событий 1918 года домов, я случайно услышал рассказ прохожего, оказавшегося участником боев, прогремевших здесь. В частности, он похоронил своего товарища под одним из деревьев на территории нынешнего сквера на Юбилейной площади (сейчас этих деревьев уже нет). В конце 50-х годов это был, по существу, беспризорный пустырь, частично используемый под огороды. В начале ХХ века здесь, на углу улиц Борисоглебской и Петровской (ныне улица Свердлова и проспект Толбухина) стояла изящная многолуковичная церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Во время описываемых событий, когда здесь шли бои, восставшие не имели доступа к городскому Леонтьевскому кладбищу, находившемуся за линией фронта, поэтому и хоронили погибших близ этой церкви. После подавления восстания полуразрушенная церковь исчезла с лица земли, как и могилы погибших, очевидно по той причине, что они были могилами побежденных. Возможно, в архивах остались какие-то свидетельства об этих захоронениях (или их переносе)?»

Эта часть истории Ярославского восстания началась 1 мая 1918 года, когда Страна Советов впервые в своей истории официально справляла Красный Первомай. Именно тогда «Известия советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов города Ярославля и Ярославской губернии» опубликовали небольшую заметку. В ней говорилось о том, что «с пасхальной недели открывается Интимный театр, весь репертуар которого будет состоять из актовых пьес комедийного и музыкального характера, интермедий, инсценировок, хореографических отрывков и т. п.». Сразу же надо оговориться относительно того, как трактовать такую форму служения Мельпомене, как «Интимный театр». Некоторые не слишком-то разбирающиеся в вопросах искусства краеведы сразу же породили вполне предсказуемые выдумки, мол, в «Арсе» на Борисоглебской улице (ныне улица Свердлова) устроили либо элитарный бордель, либо эстетский притон, либо варьете со стриптизом. На самом деле Интимный театр был не чем иным, как созданным по европейским образцам театром малых форм, или, выражаясь современным языком, камерным театром. Труппа театра не была большой: в нее входили хорошо знакомая ярославцам актриса Ольга Барановская, прибывшая из Москвы «звезда» Вера Барковская, премьер Одесского театра Дмитрий Азначеев, артист театра «Летучая мышь» Юрий Веретенников, а также артист Московской оперетты Порончиной А.Г. Ангоров. Главным режиссером и заведующим художественной частью был приглашен московский режиссер А.М. Самарин-Волжский, позже сделавший неплохую карьеру в СССР. Заведовать музыкальной частью был позван известный в то время дирижер Л.П. Зелянский, являвшийся автором музыкальных оперетт. Предполагалось, что в новом театре будут воспроизводиться «постановки московских и петроградских театров, типа миниатюр, а также пьесы театров „Красное Зеркало“ и „Летучая мышь“».

Новое культурное заведение было неимоверно популярно. Например, все те же «ярославские» «Известия» полтора месяца спустя сообщали: «Состоялся бенефис артистки Барковской. Были постановки, пьесы специально для бенефиса по очень веселой программе. Оперетта „Мамзель Нитуш“, главные роли в которой исполняли бенефициатка и Самарин-Волжский… Бенефициантке были преподнесены три корзины цветов и изящная большая коробка с сахарным шоколадом». Как отмечал в одном из своих материалов Владимир Александрович Мясников, Барковская не страдала от недостатка комплиментов: «богиня красоты», «коварная амазонка». В Интимном театре и открывшемся при нем салоне нередко бывали председатель губисполкома Николай Доброхотов, комиссар милиции Федор Горбунов, заведующий административным отделом губисполкома Федор Большаков и его помощник Абрам Шмидт. Впрочем, среди ее поклонников были гардемарин Ермаков и прапорщик Супонин, которые принимали активное участие в подготовке мятежа, замаскировавшись под сторонников советской власти.