Его птичка - Любовь Попова

Она стала дышать чаще. С первого взгляда это могло бы походить на тахикардию, если бы я не знал причину подобного состояния. Волнение, предвкушение. Аня облизала губы и сильнее свела бедра, не отводя от меня влажного взгляда.

Умница. Какая же она все-таки умница. Все понимает. Все принимает. Не ноет, что мы редко видимся, хотя за время знакомства наши встречи вне больницы можно было пересчитать по пальцам.

 Не лепечет всякую романтическую бредятину и не ждет этого от меня. Ждет конечно, но не требует. Идеальный вариант, если бы не то, что я сам кажется, залип на ней. Это напрягало. Сильно. До злости.

Нет в ней ничего такого! Ведь, нет?

Ну да, давай Рома, ври сам себе. Где ты еще одну такую сыщешь? В морге?

 Молчание затягивалось, а рука Ани только, что поглаживающая бугор, застыла. Задрожала.

Этот момент напоминали предгрозовое летнее время, когда воздух становится душным, запахи слышатся отчетливее, а голова болит в ожидании того, что небеса разверзнуться и осветятся яркой вспышкой молнии.

Вот и взгляд Ани, как молния. Если насквозь, то и на смерть.

 Когда я с ней, когда вот смотрю в её глаза, все остальное становится неважным, особенно мысли о разрыве. Как можно отказать себе в удовольствии разглядывать ее нежное лицо со сливочного цвета кожей, касание к которой вызывает толпы мурашек по спине.

Я обхватил щеку рукой, словно убаюкивая в колыбели, и Аня судорожно вздохнув, прикрыла глаза.

Так нельзя. Эти чувства настолько ненастоящие, что начинают казаться если не сном, то эффектом галоперидола.

— Ром… Не тяни, я уже на грани.

— Знаю. — Я и сам уже за гранью.

Она открыла глаза и больше ничего не осталось. Мир сузился до размеров салона машины.

— Рома, времени мало, мне к восьми, — тихо напомнила Аня, и я услышал «Давай скорее, я не могу больше ждать».

— Попроси, — предложил я, терзая как её, так и себя. Но я хотел услышать, что она здесь добровольно. Я желал знать, что она не считает себя привязанной. Она должна сама, добровольно быть со мной.

— Рома, — зазвенел ее голос, а в глазах полыхнул огонек гнева. — Ну, сколько можно, я сейчас начну думать, что не нравлюсь тебе.

Я продолжал ласкать её лицо рукой, постоянно задевая кожу на шее и маленькое розовое ушко. Она вздрогнула и теснее свела бедра, между которыми наверняка уже проплыл Ной на своем ковчеге.

— Попроси Птичка, и я покажу, как ты нравишься мне.

— Как? — хрипло спросила она на грани шепота.

— Возьми в рот.

Она широко распахнула глаза, и задышала еще чаще, если это возможно, и невольно сжала член, на котором покоилась её рука.

— Я не умею.

Улыбка скользнула по моим губам. Как же мне нравилось это её неопытность, как же нравилось её учить.

— Я уверен, у тебя получится, — наклонился я к малышке и поцеловал, одной рукой спускаясь от лица, и расстегивая пуховичок, а другой свой ремень и ширинку.

Она простонала мне в рот, когда в ее руку легла крупная головка члена, а в мою её грудь.

Аня сама прекратила поцелуй, и выдохнула:

— Что делать?

Бесхитростность вопроса просто снесла мне крышу. Я сжал грудь сильнее, и вновь взял в плен её губы и язык, точно так же как желал оказаться в плену ее рта.

— Держи зубки за губами и…соси.

Аня умница быстро все поняла, и кивнула, прикусив нижнюю губку от возбуждения.

Её рука сжала основание члена и стала водить по нему рукой. Сначала медленно, потом все быстрее.

— Ртом, Аня, — сдавленно пробормотал я. Жар внизу живота становился невыносимым, а вчерашний секс не мог утолить голод, вызванный недельным воздержанием.

Да, ее руки были приятными и нежными, но со шелковой глубиной рта не сравниться ничего.

 Меня пробрало до самого сердца, когда ее язык коснулся головки, слизнул прозрачную капельку. Я не смог сдержать стона и знал, что ей нравится его слышать.

Я слишком привык быть сдержанным. Но разве можно терпеть, когда влажные губки обхватывают член, и скользят по нему. Так медленно, так невыносимо медленно.

— Быстрее, — потребовал я, но плутовка не послушалась, продолжая ласкать нежную кожу члена языком, то полностью вбирая глубоко в рот, то полностью выпуская.

— Издеваешься? — поинтересовался я, заставив её посмотреть на себя.

— Тебе можно, а мне нельзя? — Глаза горели неистовым возбуждением.

Я прижался к влажным губам своими, и прорычал в них:

— Сейчас тебе можно все.

И пока мой язык активно шарил в жарком рту, руки уже сами подтягивали напряженное тело на себя, одновременно, разрывая такой раздражающий капрон.

  Аня уже горела в моих руках. Целуя щеки, губы, шею, она терлась об меня, широко, так охренительно широко, раздвинув ноги, и стягивала с меня дубленку. Я повел плечами, помогая ей, уже откидывая ее верхнюю одежду на заднее сидение. Моя, отправилась следом.

Тяжелое, горячее дыхание смешивалось, сердца бились в унисон. Больше не было недомолвок, сомнений, обид. Была только дикая, порочная, неприкрытая ничем похоть.

В такой тесноте снимать нижнее белье было крайне неудобно. Я ловко перебравшись с Аней на руках на пассажирское сидение, нетерпеливо отодвинул интимную полоску ткани в сторону. Не медля, я коснулся головкой члена истекающего влагой входа. В рай. Или нет. Мой личный ад.

Она резко выдохнула и вцепилась ногтями мне в шею, обостряя чувства, когда я одним резким движением погрузился в горячее, влажное, до помрачения рассудка узкое пространство.

        В голове толчками стучала кровь, и я шепнул ей в шею:

— Ох, Аня. Охуеть.

— О, Рома. Да, — пискнула она мне в плечо, а я сжал её бедра руками, уже прекрасная зная, как легко остаются там отметины. Мои отметины.

Последний решающий поцелуй и желание не оставило больше ничего, кроме резких движений и острого чувства нехватки воздуха.

 Я натурально задыхался от того насколько естественным казался этот процесс, насколько сильно он захватывал сознание, не оставляя ничего кроме этого движения. Вглубь и назад. И снова. И еще.

— Еще! — ласкала она мою шею губами, то прикусывая, то поглаживая.

— Еще! — рычал я, откровенно насаживая на себя это идеальное тело.

Мало. Мало. Мало. Мне всегда мало. Хочется больше, сильнее, откровеннее, хочется её всю. Себе. Навсегда.

Я откинул Аню на панель, придерживая за голову и приподнимаясь, чтобы не дай бог член не выскользнул. Задрать ее свитер вместе с бельем казалось жизненно необходимым, касаться губами острых сосков самым прекрасным.