Исчезающая земля - Джулия Филлипс

Хватит, никакого Чеги. Пора двигаться дальше. Утром она посмотрела на себя в зеркало. Привлекательная девушка, то есть не хуже, чем была. После родов у Нади изменилась осанка, лобок выступал под другим углом, но это не бросалось в глаза. Еще она стала лучше одеваться.

Надя села на пустой стул. Слава встал со своего места слишком поздно, не успел помочь ей, но зато поцеловал в щеку и сказал:

— Сколько лет, сколько зим, красавица!

— Привет. Чаю? — Слава подозвал официанта. — Ты сегодня не работаешь?

— Я работаю по ночам. Обычно в это время я еще сплю. Два черных чая, — сказал он юноше.

— Мне с лимоном, — попросила Надя. Официант кивнул.

— Как твои дела?

Под столом она развела руками. Сколько воды утекло с тех пор, как они виделись последний раз: ей исполнилось восемнадцать, родилась дочь, Надя влюбилась в Чегу, переехала в Эссо, устроилась в банк, стала хозяйкой в доме. Обручилась — по крайней мере, не раз обсуждала свадьбу.

— Расскажи сначала ты о себе.

Он рассмеялся.

— Ты и так все знаешь. Работаю по ночам. Вот и все. Был женат, но недолго. Мама тебе не говорила? Мы разводимся. Ты ее не знаешь. Она была после тебя.

Когда Слава бросил Надю, впервые в жизни она плакала так горько, что ее даже стошнило. Был период в юные годы, когда она вела себя еще более по-детски, чем Мила сейчас. Беременность не сделала ее старше. Сердце ее казалось более хрупким, чем ком вулканической земли. Черствой Надя стала после Славы.

Значит, женат. Не самая приятная новость. Ну и что, что волосы у него длинные? Наде хотелось, чтобы хоть раз в жизни кто-нибудь полюбил ее всем сердцем, чтобы кроме нее для этого человека не существовало бы больше никого.

— В Эссо я живу со своим мужчиной, — поделилась она. — Мы очень счастливы. Он фотограф.

Подошел официант, поставил перед ними две чашки. Надя помешала свой чай.

Она подняла глаза. Слава изучал ее.

— Ты так счастлива, что пришла ко мне на встречу это сообщить?

— Ну… — сказала она и замолчала.

Слава сделал глоток и спросил:

— Как мама?

Надя прищурилась и подалась вперед:

— Что?

— Как… А, ты шутишь, — ответил он и рассмеялся. Низкий грудной смех что-то всколыхнул у Нади в душе. Она отвернулась и ответила:

— Такая же, как всегда. Только хуже.

— Как и все мы.

— Я не такая, как раньше, — возразила девушка. — Я изменилась.

Слава улыбнулся, глядя на нее поверх стакана.

Как мило, что он назначил ей встречу в кафе. Когда они встречались, он пил только грошовое пиво да дешевый крепкий алкоголь. Запросто мог вмазать тому, кто осмелится предположить, что этот парень знает, как работает гейзерная кофеварка. Наде нравился его темперамент. Так же, как Чега фанател от своей зазнобы Лили Солодяковой, у Нади были свои старые фетиши, которые она обожала, хоть и стыдилась этого.

Однако она повзрослела. Блин, да девчонки младше нее уже позаканчивали институты! Взрослые дылды. Надя уже настолько в летах, что у нее и ребенок почти что взрослый.

— Как твоя дочь? — спросил Слава, и Надя вздрогнула. Если он умеет читать мысли, то лучше больше не думать о его прическе.

— Она прелесть. Ей пять. У тебя есть дети?

— Не знаю, — ухмыльнулся он. — Вот бы мне с ней познакомиться.

Надя не сказала ему ничего определенного и сменила тему. Спросила, как родители, как братья, каких зверей он ловит сейчас. Слава улыбался, обнажая знакомые зубы: верхние резцы у него были кривые, два соседних зуба опирались друг на друга. Надя пропускала смутное чувство ностальгии через себя, пока их стаканы не опустели.

Оказавшись одна в машине, девушка почувствовала облегчение. В кафе со Славой Надя припомнила ту себя: молодую, навязчивую. В Эссо, в кругу семьи, Чега любил вспомнить школьные годы, но Надя не хотела вызывать в памяти ту, какой она была.

Искала счастья в мужских объятиях. Какой позор! Надя осознала свою ошибку, когда отец Милы бросил ее и она, не успев оправиться от расставания, легла в постель к Славе. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Когда он ушел, Надя всерьез думала покончить с собой.

Ей семнадцать. Идет четвертый месяц беременности. Она была влюблена дважды, и дважды ей разбили сердце. Надя рыдала, уткнувшись в подушку, пока в соседней комнате родители смотрели телевизор. Она спрашивала себя: «Как мне теперь жить?»

А потом стало ясно: жизнь продолжается. Может, она и полюбила Чегу за его большое сердце и большие планы, но настоящую радость в жизни ей приносили растущая зарплата, сытый живот и надежно привинченная батарея отопления.

Соседские собаки поднимали морды, когда Надя ехала по улице. Они сидели в проталинах между сугробами у заборов. Девушка подъехала к родительскому дому, заглушила мотор и услышала детский плач. Зажав сумку под мышкой в дутом рукаве пальто, вышла из машины. Точно, Мила.

— Где моя девочка? — позвала Надя, открывая дверь.

— Мамочка! — Из-за угла ей навстречу стремглав выбежала заплаканная дочка.

— Здравствуй, мой котенок! Моя радость! Замучила бабушку с дедушкой? — Мила покачала головой. Видимо, она сама расплела волосы, а потом собрала их снова. Перед завтраком Надя заплела дочке аккуратную косу, а теперь на голове у Милы красовались два хвоста, один выше другого, во все стороны торчали большие петухи. Надя взяла ее за руку. — А по-моему, замучила.

— Мы здесь! — подал голос Надин отец.

Мила повела маму по коридору в спальню, на звук работающего телевизора. Родители сидели на кровати; мать штопала носки, сложенные горкой. Телевизор работал на полную громкость, передавали новости: результаты квалификационных матчей Евролиги, прекращение огня в Восточной Украине, возобновление железнодорожного сообщения между Донецкой и Луганской народными республиками.

— Какое счастье! — воскликнул в интервью украинец, пассажир поезда. Свет от экрана играл на флисовом покрывале под ногами у родителей.

Надя была уверена, что, вернувшись в эту комнату пять, а может, и десять лет спустя, застанет родителей на этом самом месте. Она склонилась к дочери и сказала:

— Твой блокнот в переднем кармане чемодана. Принесешь его?

Мила ушла; Надя посмотрела на экран телефона. Пропущенных звонков нет. Чега наверняка позвонит вечером.

Дочка вернулась со своими каракулями в виде женских грудей.

— Принеси-ка ручку, она в ящике стола на кухне, — велела Надя. Ее мать подняла вопросительный взгляд, но Надя как ни в чем не бывало села на ковер в ожидании дочери.

Когда-нибудь — совсем скоро — у Нади будет свой телевизор и спальня с большими окнами для Милы, хорошие новые носки, сделанные на ткацкой фабрике где-нибудь в Европе, которые она будет отправлять ящиками домой. Мила рисовала улыбающиеся лица, глаза, щеки и рты, украшенные цветами, а Надя пальцами расчесывала ее волосы и приглаживала их. Рядом убаюкивающе посапывал отец.