Интимная история человечества - Теодор Зельдин

оказывается в двусмысленном положении. Я ухаживаю за двумя из них и узнала, как родители выгоняют своих детей, когда голодных ртов слишком много, понимая, что в конечном счете они окажутся в борделях. Я отношусь к этим проституткам по-человечески, не осуждаю их. Одна из них сказала мне: “У тебя глаза смеются, и мне это помогает”. Это потому, что я осознаю, что счастлива. У многих есть причины быть счастливыми, но они не знают об этом».

По словам Морисетт, волонтерская работа изменила ее внешность. «У меня суровое лицо, но теперь я улыбаюсь на улице. Раньше, когда у меня была автомастерская, я улыбалась, но это была маска лавочника, любезничающего с покупателями. Когда я улыбаюсь сейчас, это не маска. Скорее, я надеваю маску, когда не улыбаюсь, представляя себя в своей эгоистичной маске перед теми, кто всегда знал меня такой, – было бы слишком сложно измениться, мир коммерции эгоистичен. Из своего прошлого я жалею только об упущенном: я проходила мимо того, что должно было вызвать во мне бурю эмоций, и не замечала. Пытаюсь исправляться».

Все друзья Морисетт – вдовы, старые девы или разведенные. Она тоже никогда не была замужем. «Иногда я думаю о своей второй половинке, которую так и не встретила». Но ни один мужчина никогда не был способен заставить ее расцвести. «Мне нравится встречаться с мужчинами, но я не люблю слишком зависеть от них и никогда не влюблялась страстно. Излишне говорить, что я не девственница и не мученица». Некоторые из ее друзей были бы шокированы, если бы услышали, что ей бы хотелось быть мужчиной, хотя она счастлива быть женщиной. Причина в том, что ей хотелось бы знать, что думают мужчины, что, например, они чувствуют, когда занимаются любовью. Их поведение она считает невероятным, эмоции – странными: как могли нацисты казнить людей, играя Моцарта? Мужчины тоже часто бывают трусами: «У них не хватает смелости бросить жену, хотя они предпочли бы жить с другой женщиной». Иногда она размышляет о том, как бы повела себя, если бы была замужем и муж стал бы дурно с ней обращаться: «Я имею в виду не то, что он изменял бы мне – как бы неприятно это ни было, – а что он бы меня обманывал морально, использовал бы меня, мешал бы иметь свое мнение. Я спрашиваю себя, могла бы я стать убийцей, могла бы убить его, уничтожила бы я человека, который пытается уничтожить меня, мешает мне жить». По ее словам, женщинам гораздо труднее вести полноценную жизнь, поскольку общество устроено для мужчин, а женщинам нужно больше силы воли.

Ее не тревожат ни одиночество, ни сожаление об отсутствии детей, ведь ее ребенком была автомастерская. В своем доме постройки XVII века она наслаждается обществом всех тех, кто когда-то здесь жил и так или иначе живет до сих пор. Ее воспоминания не столько ее собственные, сколько воспоминания других людей. Она не рассматривает по вечерам семейные фотографии, потому что они кажутся ей холодными; при этом она не думает о прошлом. Вместо этого каждую ночь перед сном она около двух часов читает книги о путешествиях, биографии, книги по истории, психологии, помогающие ей формировать новые связи с неведомым ей миром. «У каждого из нас много граней, но проявляются лишь некоторые из них. Когда я буду умирать, я скажу: где другие мои грани?»

Жизнь все больше становится похожей на магазин, куда можно зайти «просто посмотреть», примерить одежду, которая там развешена, даже если у вас нет денег. Актеры большую часть времени именно это и делают, для себя и своей аудитории пробуют, каково это – быть кем-то другим, и обнаруживают, что внутри них есть частичка этого другого. Каждый в какой-то степени актер, но мало кому выпадает возможность сыграть много ролей. Профессиональными актерами больше всего восхищаются там, где ценится свобода, ведь актерское мастерство – это инструмент освобождения, позволяющий людям осознать, что они не в заточении внутри себя, а могут понимать других и быть поняты ими.

Шарлотта Кэди пока еще только старлетка, известная благодаря ролям в фильмах Бертрана Тавернье. Ранее она получила более широкую известность как ведущая детского шоу на французском телевидении. Она хочет еще больше славы, потому что это единственный способ иметь более широкий выбор ролей. Но какую роль она способна сыграть?

Пока что мир знает ее в основном как жизнерадостную, счастливую девушку. «Я сама создала этот образ. Я притворилась свеженькой, здоровой во всех отношениях, без каких-то проблем. Но внутри меня была тревога». Ее детство и правда было в целом счастливым, если не считать того, что она была окружена чем-то вроде забора из колючей проволоки. Ее отец был алжирцем, врачом, получившим образование во Франции. Он решил поселиться в Лионе и женился на француженке, студентке медицинского факультета, а во время жестокой войны за независимость Алжира был вынужден скрываться в течение девяти месяцев, как раз в период, когда родилась Шарлотта. В школе дети не любили тех, кто отличался от других. «Я лгала, притворялась, что я турчанка, а не алжирка, потому что у меня бабушка была русско-турецкого происхождения. Я боялась, что меня разоблачат. Я сильно переживала из-за антиарабских разговоров тех, кто думал, что я на их стороне». Даже семья ее матери не желала принять брак дочери с арабом. Но для актрисы, разумеется, сочетать в себе разные национальности – это преимущество.

Ей пришлось бороться за право быть актрисой. В детстве ее любимыми играми были переодевание и подражание, но в респектабельном мире провинциального среднего класса сказать, что ты хочешь зарабатывать себе на жизнь игрой на сцене, было почти то же самое, что заявить о стремлении стать проституткой. Учителя считали, что ей следует стать математиком, но она все свое свободное время проводила за чтением актерских биографий, какие могла найти. Итак, в ней уже жили две личности. Чтобы понять, кем еще она могла бы быть или что еще есть внутри нее, она заявила, что хочет учиться в Париже.

Любой большой город – это гигантский театр, куда провинциалы приезжают в масках и пробуют себя в новых ролях. Париж добился особенного успеха, потому что всегда стимулировал своих жителей к тому, чтобы они придумывали новые роли. Как писали в 1874 году в «Большом словаре Ларусса», его «высокая культура» – продукт «непрерывного скрещивания и смешения»; но сегодня только каждый четвертый его житель родился здесь. Поскольку сестра Шарлотты работала чиновником в Сенате, она могла жить у нее. Это было прилично, и родители согласились. В Париже она училась не только в университете (овладев русским, немецким и английским языками), но и в школе актерского мастерства и в итоге получила образование в области рекламы, театра и телевидения. «Я до сих пор не знаю, насколько я одарена, буду ли я средней актрисой или выдающейся. Я не узнаю, пока не приобрету опыт. Я чувствую, что у меня все есть внутри, но не только от меня зависит, смогу ли я это вытащить. Мне нужно, чтобы меня узнавали. А это отчасти дело случая». И правда, свою первую работу она получила случайно: пришла на прослушивание за компанию с подругой, и режиссер выбрал ее, хотя она сидела сзади и не участвовала в конкурсе. «У меня все всегда происходит случайно».

Она не только вела двойную жизнь в студенчестве, но и в отношении с мужчинами играла роль одновременно и мужа, и жены. Первым мужчиной, с которым она жила, был актер. Он не мог вынести ее успех, в то время как его собственная карьера не клеилась. Он сказал, что они должны делить доходы, а это означало ее заработок, поровну. Она согласилась, при условии, что он будет усерднее стараться найти работу, но он все больше привыкал зависеть от нее, как будто это естественно, что работает только она. Он тратил ее деньги не стесняясь, покупал всевозможные предметы роскоши, пользуясь ее кредитными картами и опустошая ее банковские счета. «Тогда у меня открылись глаза, и я разлюбила его».