Свет грядущих дней - Джуди Баталион

словам одного из руководителей Бунда Марека Эдельмана, великая дата была определена: 22 января[384].* * *

Когда 18 января началась нацистская «акция», Цивья испытала шок. У товарищей не было времени собраться и выработать согласованный ответ. Некоторые члены группы не знали точно, где должны находиться. Большинство ячеек не имело доступа к оружию, у них были лишь палки, ножи и железные прутья. Все оказались предоставлены сами себе, связи не существовало.

Но времени терять было нельзя. Две группы начали действовать экспромтом. Если уж на то пошло, отсутствие времени на «комитетские» дискуссии мобилизовало их[385].

Цивья тогда не знала этого, но Мордехай Анелевич моментально приказал группе мужчин и женщин из «Юного стража» выйти на улицы и позволить схватить себя, чтобы проникнуть в ряды евреев, которых поведут на umschlagplatz[386]. Подойдя к углу улиц Ниская и Заменхофа, он дал команду – бойцы выхватили спрятанное оружие и открыли огонь по немцам, шедшим в оцеплении. Бросая в них гранаты, товарищи Анелевича кричали людям, чтобы те бежали. Некоторые последовали призыву. По словам Владки Мид: «Депортируемые массово набросились на немецких полицейских, пустив в ход руки, ноги, ногти, зубы»[387].

Немцы были ошарашены. «Евреи в нас стреляют!» В этой суматохе молодые бойцы действительно продолжали пальбу.

Но нацисты быстро пришли в себя и нанесли ответный удар. Нечего и говорить, что несколько пистолетов горстки мятежников не шли ни в какое сравнение с огневой мощью немцев. Солдаты рейха погнались за бойцами ŻOB’а, которым удалось убежать. Увернувшись от пуль, Анелевич выхватил ружье у одного из немцев, укрылся в ближайшем доме и продолжал стрелять оттуда. Какой-то еврей, прятавшийся в подвале, втянул его к себе. Уцелели только Анелевич и одна девушка. Результат оказался трагическим, но резонанс от действий бойцов – оглушительным: евреи постреляли немцев!

Другой вступившей в действие была группа Цивьи. Эта группа под командованием Антека и еще двух молодых людей избрала другую тактику. Большинство оставшихся евреев попрятались, это означало, что немцы вынуждены были обыскивать дома. Вместо того чтобы вступать в открытый бой, который они, без сомнения, проиграли бы, товарищи Цивьи решили ждать, пока нацисты войдут, и стрелять по ним изнутри. Цивья сообразила, что, действуя из засады, они убьют больше немцев.

Она пребывала в боевой готовности на одном из опорных пунктов «Свободы», в жилом доме 56–58 по улице Заменхофа. Сорок мужчин и женщин заняли в нем свои позиции. У них имелось четыре гранаты и четыре ружья на всех. Большинство были вооружены всего лишь железными прутьями, палками и самодельными зажигательными бомбами, сделанными из лампочек, наполненных серной кислотой.

Цивья и ее товарищи знали, что это их последний бой, но с нетерпением ждали прихода нацистов, чтобы нанести им как можно больший урон и погибнуть с честью. Полгода немцы систематически истребляли варшавских евреев, и ни одного выстрела не было сделано в ответ.

Абсолютная тишина, если не считать время от времени раздававшихся пронзительных криков тех, кого тащили на umschlagplatz. В ожидании столкновения Цивья с волнением сжимала оружие, чувствуя сильнейшее возбуждение и в то же время испытывая глубокую печаль. Позднее, описывая тот момент, она определила свое тогдашнее смятение как «своего рода эмоциональную инвентаризацию собственной жизни перед последним ее моментом»[388]: друзья, которых она никогда больше не увидит, алия, которой никогда не совершит.

Ицхак Каценельсон, поэт, нарушил тишину короткой речью: «Наша вооруженная борьба вдохновит будущие поколения…[389] Наши деяния будут помнить всегда…»

А потом – грубый топот сапог на лестнице. Входная дверь распахнулась. В дом ворвалась группа немецких солдат.

Один товарищ притворился, будто читает книгу Шолом-Алейхема. Немцы бросились мимо него в комнату, где Цивья и остальные сидели с видом несчастных евреев, ждущих экзекуции. В этот момент юноша, якобы читавший книгу, вскочил и выстрелил двум немцам в спины. Остальные нацисты отступили к лестничной клетке. Все бойцы выскочили из шкафов и других укрытий и набросились на них с тем оружием, какое у них было. Несколько человек стали собирать винтовки, пистолеты и гранаты убитых.

Оставшиеся в живых немцы в спешке бежали.

Почти безоружные евреи победили фашистов!

К тому же теперь у них было много оружия.

Но после нескольких минут эйфории наступил шок. Они пришли в замешательство, были сбиты с толку. Цивья не могла поверить, что они убили фашистов и остались живы. Ошеломленные случившимся, бойцы, тем не менее, понимали, что не должны терять бдительность. Нацисты вернутся. Что дальше? «Мы были совершенно к этому не готовы, – писала впоследствии Цивья. – Мы не ожидали, что останемся живы»[390].

Нужно было срочно уходить. Подняв одного своего раненого товарища, они спрятали его, вылезли наружу через слуховые окна и цепочкой, держась друг за друга, на высоте пятого этажа поползли по скатам крыш, обледеневшим и припорошенным снегом. Наконец все забрались через окно на чердак какого-то неизвестного здания, потрясенные, надеясь хоть немного передохнуть, прежде чем перебраться в какое-нибудь другое место.

Но немцы вошли и в этот дом, шаги загромыхали по лестнице. Бойцы «Свободы» открыли огонь. Двое сбросили одного немца в лестничную шахту. Один швырнул гранату в проем входной двери, отрезая нацистам путь к отступлению. Волоча на себе убитых и раненых, немцы отступили и той ночью больше не возвращались.

На следующий день они атаковали и опустевшую квартиру, и эту, вторую «базу». И опять товарищи вышли из переделки живыми. Только одного ранило. Никого не убило.

Как только стемнело, отряд Цивьи направился на улицу Мила, в дом номер 34, где располагался еще один опорный пункт «Свободы», там они встретили товарищей, прибывших с фермы и потрясенных «тишиной смерти, наполнявшей воздух»[391]. Мебель была переломана. Пол устилали перья, выпущенные из подушек. Позднее Цивья выяснила, что всех отправили в Треблинку. Немногие, в том числе несколько храбрых женщин, спрыгнули с поезда на ходу.

Группа обосновалась в стратегически наиболее выгодных квартирах. Каждому подразделению определили задание и место дислокации. Были выставлены часовые, чтобы предупреждать о неожиданных нападениях. Первый раз им удалось выработать план отступления и наметить место нового сбора. И наконец они получили возможность поспать.

На рассвете в гетто не наблюдалось никакого движения. Цивья догадалась, что теперь нацисты шныряют по домам тихо. Первым делом они послали еврейских милиционеров обеспечить безопасный доступ в квартал. Дома обыскивались теперь не так тщательно. Немцы опасались «еврейской пули».

Цивья почувствовала новый прилив сил, у нее снова появилась причина жить.

«В то время как тысячи евреев прятались по углам, дрожа от звука упавшего с дерева листика, – писала Цивья, – мы, получившие крещение кровью и огнем битвы, обрели уверенность в себе, от былого страха не осталось и следа»