Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Рокоссовский, опустив голову, ходил из угла в угол по камере. «Мюнхенское предательство может аукнуться тяжелыми последствиями не только для Англии и Франции, но и для других стран, — подумал он. — Над миром висит кошмар войны».

Он на миг представил себе, что вновь командует корпусом, совместно со штабными офицерами готовит весенне-полевые учения, проводит занятия с командирами полков, дивизий… «Сколько бы я мог сделать полезного для армии… Дали бы мне свободу, — размышлял он. — Да разве может быть иначе? Ведь армия — мое призвание». Стоило закрыть глаза, и ему казалось, что он на машине ездит по гарнизонам полков, дивизий, ему докладывают, его уважают, считаются с его мнением. Он делает то, о чем давно мечтал: по совершенствованию управления войсками, надежному прикрытию границы. Как хотелось бы в свои зрелые годы потрудиться на армейской ниве и принести пользу своему отечеству.

Рокоссовский присел у столика. Что его ждет на суде? Из того, что говорили Абакумов и следователь, можно сделать только один вывод — расстрел. Сегодня он дольше обычного метался по камере. Собственная беспомощность и безысходность висели тяжелым камнем на сердце и вселяли в душу страх перед смертью.

Вскоре, как обычно, загремели засовы, открылась дверь. Конвоиры увели его на суд. Он заметил, что конвоиры относились к нему с сочувствием — кто-кто, а они наверняка знали, чем кончаются такие суды.

В небольшом зале, без присутствия посторонних лиц, проходило заседание Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР. За столом сидели председательствующий, два члена суда и чуть поодаль от них — секретарь.

За барьером находился подсудимый — Рокоссовский Константин Константинович. Лицо его было бледным, изнуренным, голова обрита наголо. Он был одет в летнее хлопчатобумажное обмундирование без пуговиц на гимнастерке, без ремня. За его спиной стоял часовой с винтовкой.

Сначала, как и на всех протокольных допросах, были приведены биографические данные подсудимого. Судили Рокоссовского военные юристы: председатель Е. В. Багринцев, члены суда — Климин Ф. А. и Деренчук М. Н., секретарь — Чародей В. К.

Багринцев открыл судебное заседание и объявил дело, которое предстояло рассмотреть. Рокоссовский обвинялся в преступлении, предусмотренном ст. 58–1, п. «Б» (измена Родине, совершенная военнослужащим).

Удостоверившись в личности подсудимого, председательствующий уточнил; вручена ли ему копия обвинительного заключения и ознакомился ли подсудимый с ним.

Рокоссовский ответил утвердительно. Затем был оглашен состав суда и разъяснено подсудимому право отвода кого-либо из состава суда при наличии к тому оснований. Рокоссовский отвода судьям не заявил.

Судебное заседание началось с того, что председательствующий огласил обвинительное заключение и спросил подсудимого, понятно ли ему обвинение и признает ли он себя виновным.

— Предъявленное мне обвинение понятно, — ответил усталым голосом Рокоссовский. — Виновным себя в шпионаже в пользу польской и японской разведок не признаю. Участником антисоветского заговора я никогда не был.

— Показания свидетелей, данные на предварительном следствии, вы подтверждаете? — спросил Багринцев.

— Этим показаниям верить нельзя. Они являются ложными. Я прошу вызвать в суд хотя бы несколько свидетелей. Я должен посмотреть им в глаза.

— Я прошу вызвать свидетеля по делу о шпионаже в пользу польской разведки, — дал распоряжение коменданту суда Багринцев.

В зал ввели Белозерова Андрея. Увидев его, Рокоссовский изменился в лице. Он даже поднялся со стула и непроизвольно воскликнул:

— Андрей, это ты?

Белозеров, худой, с землистым цветом лица, со странно бегающими глазами, стоял некоторое время перед судьями, приняв стойку «смирно». Затем, прищурясь, словно он был близоруким, посмотрел на Рокоссовского и медленно отвел взгляд в сторону.

По рекомендации начальства очная ставка с обвиняемым не проводилась — боялись, что Рокоссовский может отрицательно повлиять на своего бывшего друга и Белозеров откажется от своих показаний.

— Свидетель Белозеров Андрей Николаевич, — продолжал председательствующий. — На предварительном следствии вы дали следующие показания: «В 1918 году на Урале от самого Рокоссовского я узнал, что он был завербован Адольфом Юшкевичем. Цель вербовки — работа на разведку панской Польши. В дружеской беседе Рокоссовский говорил мне это не один раз и просил, чтобы об этом никто и никогда не узнал. О гибели Юшкевича я ничего не знаю. Мы с ним расстались в 1920 году».

Рокоссовский, сжав кулаки, впился глазами в Белозерова и, казалось, готов был разорвать его на части.

— Вы подтверждаете свои показания в суде? — спросил Багринцев.

Белозеров, опустив голову, молчал.

— Свидетель Белозеров, вы подтверждаете свои показания? — с раздражением повторил председательствующий. — Скажите, да или нет!

Белозеров направил взгляд на Рокоссовского, как бы извиняясь перед ним за эту ложь, за предательство, которое он совершил по отношению к своему лучшему другу. Ему показалось, что глаза Рокоссовского спрашивали: «И этот подлец был моим другом?»

— Граждане судьи!.. — Белозерова трясло как в лихорадке, его лицо стало бледным, глаза налились слезами. — Граждане судьи!.. Все… Все, что я говорил на предварительном следствии, — это неправда, это ложь!.. Я прошу вас не верить ни одному моему слову.

— Успокойтесь, свидетель! — повысил голос Багринцев. — Объясните суду: почему вы меняете показания?

— Я меняю показания потому, что у меня их выбивали силой, — ответил Белозеров, немного успокоившись. — Посмотрите на мои ногти на ногах, и вы убедитесь в этом. — Он повернулся к подсудимому. — Костя, прости меня, не выдержал пыток. Я даю тебе слово, что распрощаюсь с жизнью, но трусом и подлецом не буду… Прости меня, Костя, если можешь.

У Рокоссовского чуть-чуть посветлело лицо, и он едва заметным кивком головы поблагодарил друга за мужественный поступок.

— Я прошу вас, свидетель, не отвлекаться и отвечать на вопросы только судей, — сказал Багринцев.

— А что вы скажете насчет Юшкевича, его смерти? — спросил Климин.

— Он умер у меня на руках под Перекопом.

Судьи, о чем-то посоветовавшись между собой, объявили перерыв. Через полчаса рассмотрение дела было отложено и направлено на доследование.

Рокоссовского вновь посадили в одиночную камеру и почти ежедневно начали таскать по следователям. Но он неуклонно стоял на своем — я ни в чем не виновен.

После холодного и ветреного февраля март в Армавире выдался очень теплым. Уже вовсю цвели яблони и груши, и на вишнях появилась зеленая завязь. Первые фиолетово-зеленые листочки показались и на «цветах Константина Рокоссовского» — так называли розы его жена и дочь.

У дома, где они жили, эти нежные, прелестные цветы занимали пятую часть огорода, и хозяйка торговала ими на рынке. Ада все свободное от учебы время возилась с розами: по совету бабушки подрезала их, спасала от всяких паразитов, не раз, когда хозяйка занемогала, продавала их на рынке. А когда появлялись на розах бутоны, она садилась в огороде на скамеечку и не сводила с них глаз.