Цена откровения - Галина Владимировна Романова

На фото Саша держала бокал с шампанским и улыбалась в объектив. Снимала Инга. Точно Инга.

– Узнаю. Это я, – ухмыльнулась она. – Бокал с шампанским не крала. Вы его не найдете.

Она прислушалась. Из гостиной и спальни раздавался приглушенный разговор и грохот выдвигаемых ящиков ее шкафов. Переворочают все, вещи побросают на пол, ей потом неделю за ними убирать.

Хорошо, что бумаги успела в банк вернуть. Все! До листочка! Как бы сейчас они обрадовались, обнаружив несколько толстых папок на ее столе.

– Кто делал вам этот маникюр? – неожиданно спросил Глеб.

– Что? Маникюр? – Она опешила, наморщила лоб. – Вам адрес маникюрши нужен? Хотите себе…

– Отвечайте на вопрос! – повысил голос Востриков.

– Сама. Сама я делаю себе ногти. Умею лучше любой маникюрши. Они только деньги дерут. А мастерства никакого. Что за вопрос, честное слово! Этот дизайн сама придумала. Второго такого рисунка нет.

Сергей с Глебом переглянулись. И кажется, обрадовались. А она все еще ничего не понимала.

– Кто-нибудь мне объяснит, нет? Сергей!

Он кивнул и начал говорить. Нес такую ахинею, что когда он закончил, она расхохоталась. Но поймав их суровые взгляды, осеклась.

А чему она, собственно, радуется? В прошлый раз тоже все выглядело за уши притянутым, а ее под стражу взяли. Все казалось глупой выдумкой, а она едва срок не схлопотала.

– Вы ведь уже привлекались по обвинению в злоупотреблениях должностными полномочиями? – противным вкрадчивым голосом произнес Востриков. – Работая в кассе одного из банков, вы допустили халатность: были украдены деньги и ценные бумаги. Так?

– Нет. Все было представлено так, но доказательств моей вины не нашлось. Преступление было совершено, когда я находилась на больничном. И чужое преступление из моего прошлого никакого отношения к теперешней ситуации не имеет.

– Допустим, – склонил голову Глеб, успев переглянуться с Илюшиным.

И тут же затребовал с нее алиби на тот момент, когда кто-то вколол Женьке Баловневу дряни, от которой он умер почти мгновенно. Она попыталась вспомнить, не смогла и расплакалась.

– Я не знаю! Дома была. Работала, – вытирала Саша слезы бумажной салфеткой, которую выдернула из подставки на столе.

– Работала? – Обе головы, как по команде, повернулись друг на друга. – То есть?

– Я… Я хотела кое-что проверить в бумагах, в прошлых отчетах Инги. И нашла…

«Никогда не делай за них их работу! – вспомнились ей слова адвоката. – Пусть сами выкарабкиваются. Твоя задача отвести от себя подозрения. Все! Все остальное – их проблемы!»

– И что нашли, Александра? – вытянул шею Востриков. – Какие-то нарушения?

– Почему сразу нарушения? Нет. Просто решила, что некоторые вещи можно упростить в отчетности. Новые требования диктуют и… Это чисто мой интерес. Мне было интересно подумать, – уставила она на них заплаканные глаза. – Я была дома. Все.

– Кто-то может это подтвердить? – поскучнел Глеб. – Может, соседка к вам заходила? Или родители звонили? Кто-то из подруг?

Никто ей не звонил. Она на звонки не отвечала. Родителям звонить запретила. С соседями почти не общалась.

– Я мусор выносила. Кажется… – вдруг начала она припоминать. – И кое-кто из соседей выходил из квартиры. Этажом ниже.

– Кто? – Илюшин вооружился авторучкой, намереваясь записывать.

– Парень какой-то. Я его не знаю. Может, он чей-то гость, – сумбурно пояснила Саша.

– Он вас видел?

– Да.

– Вы поднимались без мусора или спускались с мусором? Это принципиально, Саша.

Илюшин так ничего и не записал.

– Не помню… Кажется, спускалась.

– Тогда это не алиби никакое, – встрял Глеб. – Вы могли выбросить мешок и уехать на лифте вниз.

– Но я не уезжала! – с легким повизгиванием в голосе возмутилась Саша. – Я была в пижаме и теплом халате! Спросите у него!

– Спросим. Непременно спросим, если разыщем вашего свидетеля. – Сергей сделал попытку ободряюще улыбнуться, но вышло так себе. – Если он вас вспомнит.

Тут его позвали из комнаты. Он вышел и вернулся почти сразу же. В руках у него были короткие ботинки на высоком каблуке с красной подошвой.

– Александра, это ваша обувь? – потряс ботинками в воздухе Илюшин.

– Я… Я не… – Она зажала рот рукой, дав себе слово больше не произносить ни звука без адвоката. Но все же успела выпалить: – Я их впервые вижу…

Барная стойка сверкала чистотой. Стаканы и фужеры безупречны. Старайся не старайся, не найдешь ни единого развода или пылинки. Можно было просто посидеть, полазить в телефоне, зайти на свою страничку в «Инсте», полайкать знакомых и незнакомых. И написать, может быть, этому козлу, блин!

Лиза задрала голову к потолку. Свет не горел, и нагромождение уровней, всегда казавшихся ей уродливыми даже при ярком освещении, теперь выглядели жуткими трещинами и впадинами. Надо же было додуматься такое соорудить! Она вздохнула и снова опустила голову. Уткнулась взглядом в телефон. Виктор был в сети десять минут назад. Не зашел на ее страничку, не написал ничего. И даже не отреагировал на ее новое фото. А оно вышло замечательное. Уже набрало сорок четыре отметки. А Виктор проигнорил.

– Сволочь! – прошептала Лиза с горечью. – Будто я виновата!

Она не была виновата ни в чем. Ни в том, что втрескалась по уши в самого негодного негодяя на районе, который менял девчонок чаще, чем перчатки. И еще был замешан в каких-то сомнительных делах. Из-за этого, собственно, они вчера и пособачились.

– Это ни хрена не твое дело, Лиза, – округлил он глаза, когда она начала просить его завязать общение с одним из парней. – Это моя тема. Туда не лезь.

– Но как так, Вить? Мы же пара, нет?

– Пара.

– А в паре все решается совместно. И в радости, как говорится, и в горе.

– Горя никакого нет. А радости у нас с тобой хватает. Что не так?

Она начала говорить много и быстро. О том, что его дружки творят преступные дела и его втягивают. А горя может быть очень много, если он не перестанет с ними якшаться.

Он слушал, не перебивая. А потом заржал, как конь.

– Ты серьезно считаешь, что меня кто-то втягивает, Лизок? Всерьез? Не я, а меня?

– Ну да.

– Ну, ты и дура, Лиза… Меня, в принципе, невозможно никуда втянуть, поняла? Я могу, а меня нет.

Она растерянно моргала, лихорадочно соображая: почему он именно так сказал? Неужели не тот, за кого себя выдает?

Черт, дурацкая фраза, как в кино. И он вообще-то ни за кого себя не выдавал с самого начала. Она всегда знала, что он придурок. Придурок и бабник.