Красная река, зеленый дракон - Михаил Кормин
Шрифт:
Интервал:
Обратно к Солнечному Дому, табору цыган, Пивоваров возвращался уже почти затемно. После неожиданно налетевшей метели небо прояснилось. Редкие белые облака плыли по нему, окрасившись желтым из-за лучей заходящего солнца. Небо, с каждой минутой темнея, меняло свой цвет с бледно-синего на фиолетовый. Черные ветви деревьев, окаймленные белым снегом, покачивались на легком ветру. Тогда, когда они двигались, снег клочьями срывался вниз. За Костей тянулась цепочка красных следов, хорошо различимых на выбеленной метелью земле. Оказавшись в холодной реке, он увяз ботинками в ее рыжем дне, и даже после того, как не без труда выбраться из воды, глина осталась на подошвах его ботинок.
Табор с наступлением сумерек ожил. Если днем, когда Костя только вошел в лес, в поселении цыган не было ни души, будто бы и цыган-то никаких в округе никогда и не встречалось, то сейчас из-под каждого навеса, из каждого наскоро сколоченного деревянного домика, из-за любого фанерного листа в лесу на него смотрели чьи-то глаза. Словно из-под земли появились собаки, дети, свет вырывался из-под пологов и навесов. Оживший табор перешептывался. У самого дома, во дворе, горели большие костры. Снег от их жара таял. Металлические ворота были открыты. За ними, на отсыпанной щебнем площадке, в дополнение к приехавшим прошлой ночью, появилось несколько новых машин. Вдалеке мерцали редкими вечерними огнями улицы Карташевской, отделенной от Солнечного Дома парой заброшенных участков. Матвеевский дом виднелся чуть правее.
Поселок был далеким, ненастоящим. Таким, что Пивоваров теперь даже с трудом мог представить себе что, что обычная Карташевская способна существовать где-то там, за пределами ограды Солнечного Дома. Что обитатели того, другого, обычного мира могут ничего не знать о том, что происходит здесь. Эти обитатели все так же жили своей обычной жизнью, ходили на работу, следили за новостями, встречались с друзьями и знакомыми. Словом, оставались обычными людьми. Такими же, каким и сам Костя был еще совсем недавно. Карташевская фельдшерша так же отправлялась на редкие вызовы. Мурат, хозяин магазина на въезде, где работала Лиза, не имея возможности найти продавщицу сам, скорее всего, встал за прилавок, встречая возвращающихся в поселок из Гатчины или Сиверской. Где-то люди едут в электричках, открывают двери квартир, стоят в пробках, даже не подозревая, что совсем рядом с ними существует что-то еще. Совершенно иное. А если бы эти люди узнали, что этого, иного, может быть множество вариантов, наслаивающихся один на другой, пересекавшихся, как ветви деревьев у лесного ручья, складывавшихся в невероятные узоры, значение которых невозможно разгадать? Изменили бы они тогда свою жизнь, как это сделала Лиза, и как пришлось сделать Косте?
Бадмаев сидел возле одного из костров, на табуретке, и курил. Теперь, помимо рыжей шубы, он надел на себя еще и черную широкополую шляпу. Очевидно, цыганскую, но Костя уже наверное лет десять не видел цыган в таких шляпах. Густые клубы дыма окутывали Петра Александровича, смешиваясь с языками пламени, и исчезали где-то наверху, среди редких золотистых облаков и первых звезд. Тени на лице старика казались необычайно глубокими, и каждая из морщин была хорошо различима в свете живого огня.
– Ну что, понял? – Спросил Костю Бадмаев.
– Да.
– То-то я и вижу, что понял. Как прямо настоящий мертвец, из могилы вылезший. Или утопленник. Переодевайся давай, и сюда приходи. Начнем, Константин Васильевич, тактику обсуждать. Ты, как оружие массового поражения в перспективе, на собрании просто обязан присутствовать.
Сухую одежду Коле выдала цыганка Аня, с коротко стрижеными желтыми волосами, в длинном, до пола, синем пуховике и с сигаретой в зубах.
– Аня, – представилась она, протягивая Пивоварову туго набитый пакет, – на, держи. – И ушла, оставив Костю одного в пустой комнате, на пятом или шестом повороте четвертого справа от дальнего угла прихожей коридора Солнечного Дома.
Пока Костя переодевался, натягивая красно-синюю олимпийку и спортивные штаны, завязывая шнурки новых белых кроссовок, за окном комнаты так же, как и в Карташевской, становилось все темнее. Но пейзаж был совершенно другим. Это точно были не окрестности Сиверской. Склоны холмов, покрытые бурой травой, уходили к самому горизонту. Встречаясь там с темными горами, вершины которых покрывал снег. То тут, то там по холмам были разбросаны маленькие аккуратные домики с двускатными крышами. Костя смог различить несколько лошадей, пасшихся на пригорке. Ни машин, ни деревьев там, за окном, не было.
Возле костра собрались все: Бадмаев, Лиза, Шофранка. Чуть поодаль стояли Нику, Гриша и еще какие-то цыгане. Двор был заполнен людьми, каждый из которых был занят чем-то своим и не обращал никакого внимания на сидевших у огня. Цыгане перетаскивали с места на место какие-то вещи, разговаривали, смеялись. Запрягали посапывающую лошадь в прицеп. Какая-то старуха выстругивала из рябиновых веток колья, то и дело измеряя их длину, проверяя желтым пальцем, достаточно ли они остры и, если кол был по ее мнению хорош – несколько секунд держала его над огнем латунного примуса, стоявшего на низенькой ржавой бочке по правую руку от нее, что-то шепча. Затем обрубала красные рябиновые грозди, мелкие сучки и листья, порой остававшиеся на островерхой палке, и бросала кол на землю. Рядом с цыганкой виднелась целая куча таких кольев, которые кто-то из находившихся во дворе поминутно забирал себе. Подростки, освещая лица голубоватым мерцанием телефонов, стояли в сторонке. Откуда-то появилась водка, которую четверо мужчин в одинаковых ярко-красных плащах разливали по граненым стаканам.
Тягучая, заунывная музыка разносилась над табором, сливаясь в единый гул с битом басов динамиков аудиосистем и ревом прогреваемых моторов из-за ворот.
– Ну что ж, в общих чертах все поняли, что от кого требуется? Лиза стреляет, Костя – сжигает, весь Кхама Кере обеспечивает поддержку, в том числе и моральную. А я, как могу, запечатываю, и не это все. Уверен, что времени много это не займет.
Шофранка неподвижно смотрела на огонь. Подняв с земли палку, поворошила угли, и словно не услышав слов Петра Александровича, произнесла:
– Вы кстати в курсе, что всех своих он завалил?
– Своих это кого, друзей-сектантов что ли? – Уточнил Костя.
– Да. В обед сегодня. Как раз пока ты по лесу гулял. Всех, до единого. Наверное, запереживал очень после случившегося тут, у нас. Собрал в доме у Оредежа. И всем пятерым горло перерезал. Включая хозяина дома.
– А почему так уверены все, что получится именно сейчас, – Лиза подставила ладони к огню, холодало, – раньше ведь, я так понимаю, не получалось у Петра Александровича?
– У Петра Александровича раньше не получалось, – проговорил Бадмаев, – потому что вас не было, двоих. И Медведев не завершил начатое. Вот, Федотова говорила, что кто-то считал, будто бы я Костю как живца для Матвеевского дома использовал. Это напрасно было, совсем. Медведев сам живцом и стал. Добровольно. Немец его схватил. И теперь немца можно убирать. Ты, Елизавета, кстати, в инструкции от подарка посмертного Марии Павловны разобралась?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!