Это съедобно? Муки и радости в поисках совершенной еды - Энтони Бурден

Люди — существа хрупкие, очень хрупкие, когда выходят из лечебницы. В первый год кажется, что центры удовольствия в мозгу умерли навсегда, как умирает старая и лучшая любовь. Не время обзаводиться новыми поводами для стыда, страха, сожаления; ты уже пережил все это. Пора уйти. Подальше от прежних друзей, прежних прибежищ, прежних искушений.

В жаргоне лечебниц раздражающе часто упоминается «нижний предел» — обычно как точка начала лечения. Когда жизнь столь же невыносима с наркотиками, как и без них, когда мысль о толстой пачке белых конвертиков или ударной дозе лишь ввергает глубже в тоску, некоторые делают нелегкий выбор — оставляют за спиной ложь обломки и продолжать жить. Это непросто. Многие — если не почти все — терпят неудачу. Неоднократно приходится делать нечто ужасно позорное, переживать жуткий опыт, какого не мог себе и вообразить, прежде чем увидишь в жизни без наркотиков осознанный, даже необходимый выбор. Тюрьмы, в случае мистера Дауни, было, похоже, мало. Надеюсь, «Элли Макбил» окажется достаточно.

Прямо сейчас на улицах Пномпеня, в фавелах Рио-де-Жанейро, во множестве карибских трущоб, везде, где люди живут в нищете и страданиях, но все-таки в глубине души надеются на лучшее, вы также найдете беспризорных собак, оголодавших, больных, хромых, изнемогающих от чесотки. В Юго-Восточной Азии на малайских медведей охотятся, добывая их желчные пузыри (ни дать ни взять живые дозаторы кетчупа), и желчь сушат и толкут и применяют в традиционной восточной медицине. Рог носорога, медвежий коготь, акулий плавник — за всеми этими и многими другими частями тел живых существ по-прежнему носятся толпы добытчиков, по причине их предположительно укрепляющих свойств, видят в них холистическую альтернативу «виагре». И тысячи тысяч бездомных кошек и собак истребляются каждый месяц в американских городах — жертвы лени, безответственности и капризов богатой страны.

А в Сан-Франциско наши героические экологические воины нашли более важное дело, более значимую линию фронта в борьбе против жестокого обращения с животными. Некая подпольная группа фанатичных активистов по защите прав животных решила, что крошечный специализированный магазинчик шефа Лорана Манрике, «Сонома савер», следует покарать — не стесняясь в методах — за продажу фуа-гра. С этой целью они ворвались в историческое кирпичное здание, забрызгали краской из баллончиков стены и оборудование, забили водопроводные трубы цементом, затопили помещение — заодно нанеся ущерб офисам двух компаний по соседству, — повыбивали окна в доме Манрике, облили его машину кислотой и некоторое время надоедали ему телефонными звонками и письмами с угрозами.

Что вообще не лезет ни в какие ворота, они послали Манрике видеозапись, сделанную тайком во дворе, его жены и двухлетнего ребенка, а приложенное письмо предупреждало, что за ними наблюдают.

Это — тактика, не достойная и мафии. Даже преступный клан Гамбино, насколько я знаю, крайне редко прибегает к подобным мерам. Скорее, в таком можно заподозрить центральноамериканские батальоны смерти и колумбийских наркодельцов, и удивительно — нет, просто поразительно — видеть подобное в нашей помешанной на политкорректности стране.

С другой стороны, это прекрасно иллюстрирует откровенную трусость и маловменяемость этих новомодных истинно верующих яппи-растафари. Возможные виновники случившегося, напялив экологически чистые футболки и обувь без кожи (наверняка произведенную дешевой рабочей силой в какой-нибудь далекой диктаторской стране), прутся в своих экономичных автомобилях в Соному (поблизости от их дорогих домов) и нападают на малый бизнес, нисколько не связанный с тем, защиту чего они декларируют. И терроризируют женщину с маленьким ребенком.

Я всегда испытывал одновременно, как ни странно, отвращение и благодарность к публике из Общества защиты животных (которые уверяют, что поддерживают цели отколовшейся кучки маргиналов, но не одобряют их методы). Лично я никогда не покупал бы и не носил мех, будь в наличии иной утеплитель. Я не понимаю, что значит охотиться ради забавы, нахожу это уродливым и бессмысленным. Когда я стрелял кроликов для еды, это не доставляло мне удовольствия, и я не буду делать этого снова. Идея проверять косметику на животных кажется мне ужасающе, экстравагантно жестокой и ненужной. (В противоположность медицинскому тестированию, которое я неохотно, очень неохотно, принимаю.) У меня есть злобный шестифунтовый кот, которого я обожаю, который попал ко мне из приюта и теперь фактически стал главой моего дома. Пусть ребята из ОЗЖ регулярно выглядят тупыми и упертыми недоумками, я всегда радуюсь, что они есть и напоминают нам о цене жизни и боли, о которой мы забываем за нашей роскошью. Если они хотят пикетировать, призывать, обучать, увещевать, использовать толкования Первой поправки, чтобы донимать модельеров, менять общественное мнение и стыдить людей — Бог им в помощь. В конце концов, у нас как будто свободная страна. И если они поднимают плакаты и постеры, высмеивающие рак Руди Джулиани («ЧТО, ВСТАЛ РАКОМ?»), пусть это не слишком вежливо и пристойно, Руди — большой мальчик. В итоге они сами смотрятся, кстати, куда хуже самой злобной карикатуры на нашего бывшего мэра.

Но терроризировать повара и его семью? Прибегать, по существу, к рэкету и неприкрытому вандализму, чтобы заставить повара изменить меню — в случае Манрике отказаться от многовековой гасконской традиции? Это непростительно, жестоко и сулит мрачное будущее. Уже такие шефы, как Трэйси Дежарден из «Жардиньер» и Чарли Троттер, приняли малодушное, но продиктованное здравым смыслом (доведенным до абсурда, по-моему) решение удалить фуа-гра из своих меню, не только подняв лапки при первом намеке на обструкцию, но и повернувшись спиной к коллегам в момент, когда общие усилия попросту необходимы.

Я видел, как делают фуа-гра, как уток и гусей откармливают тем же способом, каким пользуются поставщики Манрике. Птиц вовсе не привязывают к кормушкам. Когда настает пора кормить, их созывают или мягко подталкивают вперед (причем кормит их изо дня в день тот же самый человек) и несильно сжимают ногами. Голову запрокидывают, в клюв и дальше в горло вводится длинная воронка. По этой воронке в их желудок попадает не более горстки муки фабричного помола. Они вообще не сопротивляются. Зачастую птицы сами приходят на кормежку, когда их зовут, и даже подталкивать не приходится. Конечно, зрелище не самое симпатичное. Наблюдая за ним, инстинктивно начинаешь ощущать удушье от кляпа во рту. Но ведь и актеры из фильмов для взрослых нередко вызывают ту же физиологическую реакцию. Вне сомнения, это отчасти жестоко. Если мы причиняем какой-либо дискомфорт другому живому существу, это и вправду жестоко. Но учитывая, сколько жестокости и ужаса в окружающем нас мире — даже буквально рядом, — все бывает намного хуже.

Жестокость, пренебрежение к чужим жизням и убийства процветают на приморских улицах. Но это все людские проблемы, которые не слишком заботят наших тайных воинов. Еще есть собачьи и петушиные бои. Но люди, которые ими заправляют, обычно носят оружие, и уж в чем можно быть уверенным, так это в том, что преступники, досаждавшие Манрике, не хотят лишних отверстий в своей удобной одежде. И не хотят опоздать на распродажу в магазин здорового питания. Не хотят вообще делать такого, от чего их впоследствии не смогут отмазать сторонники или адвокат папы. Вместо того чтобы терпеть лишения и неудобства на реальной линии фронта — в Бирме, Китае, Африке или даже на улицах Окленда, — они довольствуются сравнительно безобидными преступлениями, терроризируя повара и его семью. Умей эти люди, подобные «Хезболле» в своей праведности на словах, стыдиться, им давно должно было стать стыдно.