Стать смыслом его жизни - Ирина Грин

Наталья, вся пунцовая от счастья, слушала слова заморского гостя.

— Вы собираете картины, фрау Наташа?

— Нет, это рисовал мой сын.

— Сын? — Ральф вопросительно приподнял бровь и жестом изобразил маленького ребенка где-то на уровне коленки.

— Сын, — утвердительно кивнула Наталья, скопировав жест Леммана, только на уровне своей макушки.

— О, ваш сын большой художник!

— Нет, — покачала головой Наталья и вдруг почувствовала, что сейчас расплачется.

«Еще не хватало плакать при чужом мужике!» — мысленно одернула она себя, но слезы не собирались слушаться. Сначала одна робкая слезинка проложила тропинку по бледной щеке, за ней другая… Женщина захлебывалась, всхлипывала, все попытки успокоиться вызывали новые приступы рыданий.

Ральф смущенно вытащил из кармана платок.

— Ну, ну, фрау Наташа, не надо плакать! Надо радоваться.

Сама не зная, что делает, Наталья упала на широкую немецкую грудь. Ральф гладил ее по спине, что-то приговаривая на чужом языке, а она вдруг совершенно некстати подумала: «Как же все-таки отличаются слезы в безответную подушку от слез на вот такой здоровенной мужской груди!» Ей захотелось, чтобы это мгновенье длилось подольше, но предатели-слезы вдруг кончились.

— Извините, — пробормотала она, отстраняясь от Леммана.

— Вообще-то я пришел пригласить вас на прогулку, — как ни в чем не бывало сообщил он. — Давайте поедем к реке, там сейчас очень красиво.

— Да-да, конечно, к реке, — закивала Наташа. Ей действительно захотелось очутиться в лесу, тронутом первыми красками осени.

— Только мне надо переодеться, не так же мне ехать, — заметалась она.

Ральф взял ее за руку, посмотрел в глаза и твердо сказал:

— Вы очень красивы. Да. Именно. Очень красивы.

И они поехали на Ральфовой «Ауди» к реке, бродили по лесу, вдыхая запах грибов и осенней листвы. Ральф, повизгивая от холода, полез купаться и потом сидел, стуча зубами и кутаясь в найденное в багажнике одеяло.

— Отличная вода, как у нас на Балтике, не то что вы привыкли в тепленькой водичке плескаться. Разве это вода — плывешь и потеешь!

А Наталья смотрела на мокрые завитки волос на его груди, темные, слегка седые, и смеялась. Ей было необычайно хорошо и спокойно.

А потом Ральф уехал nach Heimat[7].

— Я вернусь к Новому году, — сказал он перед отъездом, — а потом ты поедешь со мной в Германию.

— Но… я… — заметалась Наталья. — Мой сын…

— Сына возьмем с собой, он же, наверное, нигде не был. Ему будет интересно.

«Лишь бы он захотел», — подумала Наталья.

Уезжая, Ральф забрал портрет Натальи, нарисованный Арсением: стилизованная фигура женщины на фоне темного неба с яркими звездами и размытой полосой Млечного Пути.

— Это деньги за картину, — сказал он, выложив на стол пачку купюр.

— Нет, нет, — покраснела Наталья, — не надо.

— Так это же не тебе, это твоему сыну за работу. Считай, что я купил у него картину.

Сказано это было так, что Наталья поняла: дальнейшие разговоры бесполезны.

Время пролетело очень быстро. Наталья еще не успела прийти ни к какому решению, как краснолицый и красноносый от декабрьского мороза Лемман ввалился в тесную прихожую.

Глядя на некрасивое грубое лицо, она вдруг поняла, как же ей не хватало этого немца, и бросилась ему на шею, уткнулась лицом в холодную куртку. Потом, устыдившись своего порыва, отступила на два шага и с улыбкой сказала:

— Guten Tag, Ralf![8]

— Hallo, Natalia[9].

Он стремительно прошел в комнату и тут увидел сидящего за столом Арсения.

— О, entschuldigen Sie, bitte, — он подошел к юноше и протянул ему свою огромную широкую ладонь — Guten Tag![10]

Глаза Арсения расширились, насколько это было возможно, он встал, обхватил ладонь Ральфа своими коротенькими, испачканными краской пальцами и пробормотал:

— Здрассти.

— Ральф Лемман.

— Арсений, — на Сеню жалко было смотреть. Он покраснел, смущенно отводил глаза, в общем, явно находился не в своей тарелке.

В комнате повисла напряженная тишина, Наталье казалось, будто она слышит биение собственного сердца.

— Also, das ist unser beruhmter Maler?[11]

— Ральф! — взмолилась Наталья. — А по-русски нельзя? Я пока, кроме Guten Tag[12], ничего не умею. Ты научишь меня?

— Извини, я, когда волнуюсь, почему-то забываю по-русски. А ты согласна? — он взял ее за руку.

— Мам, я к Вере, — багровый Арсений вскочил из-за стола и понесся в прихожую.

— Хорошо, сынок! Ты когда вернешься? — ответом был стук входной двери.

Наталья повернулась к Ральфу. Он так и стоял, держа ее за руку, вся его поза была полна ожидания. Ожидания ответа. А она не знала, что сказать. Лишь укоряла себя за то, что ничего не сообщила Арсению, не подготовила его заранее.

— Ральф, — жалобно простонала она, — я не знаю…

Он понял с немецкой прямолинейностью, отпустил ее руку.

— Вот, это тебе, на память обо мне. Я пошел. Auf Wiedersehen[13]. — он сунул ей в руку бархатную коробочку.

— Постой, Ральф! — вцепилась она в его рукав и машинально сунула подарок в карман. — Постой. Посиди немного. Я готова ехать с тобой хоть на край света.

— Нет, так далеко не надо, — прервал он ее. — Es ist wahr?[14]

Она кивнула.

— Мой сын, надо чтобы еще он согласился…

— Вот, он согласится, смотри! — Ральф лихорадочно рылся в портфеле. — Вот!

Он достал длинный голубой конверт и протянул Наталье.

В конверте было письмо, напечатанное на бланке с круглой печатью и подписью с огромным количеством завитушек.

— Что это? Я не понимаю…