Стать смыслом его жизни - Ирина Грин

— А чего он сам не пришел?

— Он… он не может. Он болен.

— Ну, так, как выздоровеет, пущай приходит. У парня талант. Способности к визуальному мышлению, мощная энергетика.

Вера поняла, что он имел в виду силу, которую излучали работы Арсения. Силу, заставляющую взгляд вновь и вновь возвращаться к рисункам.

— Я… Он…

— Что ты мнешься, говори все как есть.

— Он не совсем обычный человек. У него синдром Дауна…

— Ты хочешь сказать, что эти картины рисовал дебил? — при слове «дебил» брови Кузьмича полезли на лоб.

— Он не дебил. — Вера вырвала папку из рук художника и побежала мимо выставленных в ряд картин. Нарисованные деревья махали ветками, полуобнаженные красотки фальшиво улыбались. Ей хотелось разреветься прямо здесь, среди всего этого искусственного мира.

— Стой, детка, стой! — закричал Кузьмич. — Парни, задержите девушку!

Чьи-то руки схватили Веру.

— Стой! — подбежал запыхавшийся дедок. — Какие же вы, молодежь, обидчивые да резвые! Прости меня, старого. Парень твой, и правда, талантливый. М-да… Хотелось бы на него посмотреть. А знаешь, приходите вечером ко мне в мастерскую. Держи адрес, — и он сунул ей в руку картонный прямоугольник. — Приходите, я после шести всегда там. Хорошо? — он вопросительно посмотрел на Веру.

Она кивнула.

— Ну и добре, — улыбнулся Кузьмич, — до скорого!

Безотказный, покладистый Сеня понравился Кузьмичу. Мальчик помогал художнику по хозяйству, а тот взамен обучал его премудростям ремесла. Постепенно Сеня практически все свободное время стал проводить в мастерской, лишь к вечеру появляясь дома.

Картины юного художника пользовались спросом у посетителей городского «вернисажа». Теперь они с Верой встречались реже. Обычно Сеня забегал вечером, показывал новые работы, выслушивал восторженные возгласы и бежал к матери.

— Ты знаешь новость? — спросила как-то зимним вечером Веру мать.

— Какую? — отозвалась та, не отрываясь от книги.

— Наташа выходит замуж и уезжает в Германию.

Девочка молча кивнула, продолжая читать.

— Ты слышала, что я сказала?

— Да, слышала, Наташа уезжает… Подожди, — тут до нее, наконец, дошел смысл сказанного. — Как уезжает? А Сеня?

— И Сеня.

— Но он же никуда не собирался! Он не может так просто уехать! — она побежала в коридор и стала натягивать куртку.

— Стой, сумасшедшая! — крикнула вдогонку мать. — Сеня еще ничего не знает.

Дверь открыла Наташа. Увидев Веру, она очень обрадовалась.

— Верочка, девочка, заходи, пожалуйста. Молодец, что пришла, я уже хотела сама к тебе идти. Сени нет еще, он у своего художника, ты заходи, не стой в дверях.

Вера смотрела на нее и не узнавала — перед ней стояла красивая молодая женщина с блестящими глазами, нежным румянцем на щеках.

Наташа посторонилась, и Вера вошла в комнату.

Как же здесь все переменилось! На столе стоял огромный букет цветов, стены были увешаны картинами.

— Это Сеня нарисовал, — пояснила женщина. — Целыми днями пропадает у художника этого, Кузьмича, самостоятельный такой стал. Даже не знаю, как сказать ему… Ты, наверное, знаешь уже? — и посмотрела на гостью, словно нуждаясь в ее одобрении. Вера вдруг поняла, что женщина сейчас заплачет.

— Мне мама сказала, в общих чертах…

— Ты садись, детка, садись.

Вере было ужасно неловко, что она вот так ворвалась в квартиру, а еще очень хотелось посмотреть Сенины работы. Но она чувствовала, что Наталье нужна ее помощь, поэтому присела на старенький диван, отозвавшийся недовольным скрипом.

Почему-то из-за этого скрипа скованность, возникшая в начале разговора, исчезла. Вере стало казаться, что она дома, на любимом, таком же ворчливом диване.

Наталья села на стул напротив, нервно вцепившись руками в колени. Точно так же иногда сидел Сеня.

Женщина рассказала, что после того, как Сеня стал работать с Кузьмичом, ей удалось устроиться на работу в хорошую фирму. Раньше она об этом и мечтать не могла — сын нуждался в постоянном присмотре, поэтому по ночам мать убирала подъезды. А сейчас, когда Сеня стал взрослым и почти самостоятельным, она решилась испытать судьбу. Давно, до рождения ребенка, Наталья работала бухгалтером в строительном управлении. Потом с работы пришлось уйти. Однажды она встретила старую знакомую, и та предложила ей попробовать поработать вместо ушедшей в декрет девочки. Наташа сначала очень испугалась — она давно не работала по специальности, что-то безнадежно забыла. Страшно было прийти в незнакомый коллектив — женщина словно вновь почувствовала себя восемнадцатилетней выпускницей техникума. Но потребовалось совсем немного времени, чтобы понять: за то время, пока она не работала, больших изменений в бухгалтерском учете не произошло. Двойная запись, придуманная в Средние века францисканским монахом Лукой Пачоли, по-прежнему помогала бухгалтерам в их труде. Сориентировавшись в налоговом законодательстве, Наталья наслаждалась работой, словно отдыхом на пятизвездочном курорте, — после грязных подъездов и долгих лет добровольного заточения в собственной квартире женщина, наконец, почувствовала вкус жизни. Вскоре она уже работала заместителем главного бухгалтера.

Однажды по офису прошел слух, что крупный немецкий концерн собирается строить в городе супермаркет. Фирма, в которой работала Наталья, предложила свои услуги в качестве генподрядчика. Тогда-то в жизни Натальи и появился здоровый, основательный немец Ральф Лемман. Немолодой, некрасивый, с грубыми чертами лица и громким командным голосом, он совершенно не произвел на женщину впечатления. Однако вскоре уже только слепой мог не заметить знаки внимания, оказываемые приезжим тевтоном бухгалтерше.

— Не упусти, Наталья, счастья, — подтрунивали местные сплетницы. — Ральф — мужчина видный, к тому же вдовец.

На что Наталья, отводя глаза, ворчала что-то вроде «и так хорошо». Тем временем договор был подписан, командировка господина Леммана заканчивалась. В один из теплых сентябрьских выходных Наталья хлопотала на кухне. Внезапно раздался звонок в дверь. Женщина, как была, в спортивном костюме, с кое-как собранными в пучок волосами, побежала открывать, думая, что это вернулся что-то забывший Арсений, да так и замерла: в дверях стоял господин Лемман собственной персоной.

— Здравствуйте, Наталья Сергеевна, — с металлическим акцентом произнес он, — а я вот мимо ехал, — он развел руками. — Не прогоните?

Она посторонилась, пропуская его в квартиру. Он прошел, озираясь по сторонам, рассматривая висящие на стенах картины.

— О! Das ist gut. Das ist einfach schon! Das ist phantastisch.[6]