Разбитая наковальня - Данила Ромах

гуляли: три армии лжецов последних пали под Тысячеликой, Александэр Хмурый за Истинную корону костьми лёг, покой в Королевстве настал на зависть Регалии. «Всё так, как предсказывал владыка алых», – ужаснулась девушка.

Древу Дев уделила мастерица день: уж сильно ноги болели старыми ранами. Затем – Гигант-На-Боку, что мятежный дух свой потерял, ещё пешего пути дни и дни, а после… Киррик.

Улицы знакомы, родны, тронуты весны кистью зелёной. Пуст дома порог, крепко закрытой дверь стояла, не встретить никого, кроме приглушённого света в окнах; за ними – гробовая тишина. Всё сжалось в раскалённой груди, сердце беду почуяло. «Неужто твари явились раньше? Я опоздала?» – не успела додумать Игна, как уже влетела в дом, не пощадив петель. Внутри всё старо, обжито, сундук проклятый стоял, чуть полегчавший: сёстры пару кусков колдунова железа для опытов взяли. Преодолев в три прыжка длинных дом, на второй этаж влетела старшая, в спальне отца услышала шевеление.

– Тварь-Дэнда! – плечом выбита оказалась очередная дверь.

Зань и Ленна возле кровати стояли, поддерживая немощные руки родителя. Счастье долгожданной встречи сквозь глубокую тоску пробивалось.

– Слушай, отец… – начала самая младшая, – Игна вернулась. Открой глаза, прошу…

– Что с ним, сёстры? – подбежала Игна к одру. – Что с тобой, отец?

Ленна подняла голову, стараясь не встречаться взглядами с матерью Бессмертных.

– Он умирает.

Где-то за дрожащим горизонтом, среди песков и жара трёх солнц, кочевое племя перешёптывалось об алых тенях. Ещё дальше, меж жителей имперских деревень, не утихала молва о возвращении демонов. Совсем далеко, в золотой столице, стоящей на драконьих костях, благословили на священную службу не воина, не охотника – истинного убийцу. Не заслужит она ножен двенадцатого дома, лишь меч его.

Рядом с владыкой возвышалась его верная алая стража благородных, хищных кровей. Столетиями несла она службу во славу единственного своего господина, сохраняя презрение к названым братьям и сёстрам. В её холодном взгляде вспыхнул свет трёх сближающихся лун. Алая стража улыбнулась, сверкнув клыками. Через четыре года явятся трое из алой свиты.

Заключение

Регол Стук помер через год после возвращения старшей дочери своей. Была ли это его собственная воля или лишь от Смерти Седой щедрая подачка, успел старик, скошенный недугом и ужасом одной ночи алой, застать Игну в родном доме. Он тихо слушал рассказ её долгий и далёкий, перебивая лишь болезненным кашлем, шрамы её считал и честно дивился: как дитё его через такие тернии прошло? Цвёл он улыбкой каждый раз, как собирались возле кровати дочери его. С одра вставать не мог до самой поры, от знахаря отнекивался.

– Коль пришла Седая, то и время пришло, – говорил Регол хворавший. – Мать ваша меня уж ждёт, обрадую её вестями. Нет надёжней рук, в коих теперь останется наш род.

Последние его слова в день будний – речь напутствия. Желал он, чтоб шедевры славили не только семью кузнецов, но и тех, кто этой семье помог; чтоб мир выстоял против гадких предсказаний. В дочерях своих Регол оставался уверен, был перед гибелью спокоен, счастлив немерено: наследницы во всём стали его выше, сильней, умнее. Вечером одним уснул он, улыбки не пряча, и встретил рассвет уже в садах роз, меж рек душ вечно текущих, и мать своих детей после стольких лет разлуки вновь заключил в объятия.

Весь Киррик мастера хоронил. Друзья бросали цветы в пламя, пускали слёзы по почившему таланту. Только три сестры, оставшиеся за пеплом родителя, в ликах стояли каменных, непроницаемых для горя. Ещё час пронизывающей сердце скорби не пришёл: им нужно было спешить, чтоб род не опозорить, чтоб человечество не подвести.

Опыт, знание всё взвешено и пересчитано. Душа чёрного города, наука стен Бессмертных, обычаи пустынь и талант Тайя – всё было смешано сёстрами с родовым знанием своим. Тайну владения мощью Игна раскрывать не стала: коль её слово чего-то стоит, то пусть в могилу старшая сестра тайну Хиду заберёт. Однако пользовалась мастерица сим знанием отменно: поперву сковать решила младшим инструмент из колдунова железа, чтоб втроём ваять.

– Нам следует добыть муки костной хоть горсть, чтоб расплавить битую Гибель, – заявила Ленна, припоминая уроки древних книг. – Торговца какого изловить бы…

– Нет нужды. Я, кажется, решение знаю, – старшая средней улыбнулась.

Часть своего пламени Игна углям отдала – и те самоцветами засияли. Когда ушли плавильне битые мечи, с дымом вышла скорбь и пустая ярость, что от прошлых владельцев остались. Голыми руками сковала Игна молоты, клещи выгнула из прутьев, в поте своём закалила зубила и пробойники. Так родились на свет инструменты рода Стук из металла искр – ещё не шедевры, но их предтечи.

Овладели сёстры инструментом скоро: была в нём и тяжесть, и лёгкость, весом менялся он по воле, служил руки продолжением. А котёл дальше бурлил, сверкал, к себе звал, горн поспевал за ним, насыщенный ветрами мехов обильных.

– Начнём же, – сказала старшая.

Шёпот металла наполнил кузню. Сквозь звон молотов говорило колдуново железо с девушками, пели битые клинки в честь их мастерства, плясали искрами в плавильне. Сквозь дым шептали прошлые обладатели битых мечей: слова благодарности десятков языков. Не отвечали сёстры, в молчании работали, друг друга понимали без слов. То был труд со всех сторон единый, где каждый место знал и дело ваял, прерываясь только на короткий сон и скупую трапезу. С форм литьевых пыль вековую сдули, в очертаниях безликих самых лучших признали, металл вдохнули из тиглей тяжёлых.

Зань, познавшая равность всякого предмета, по точильному камню, опоясанному пламенем, лезвием шла, как ладонью по водной глади. Была её рука нежна, но надёжна, и даже с закрытыми очами чуяла, покуда не явится в заточке идеал.

Ленна чрез линзы Бессмертного видела все железа метаморфозы, в уме точно считала секунды, варила укрепляющие оружие яды, от паров скрываясь за хитрой маской. Науки – её молот тяжёлый, великая ноша, прогоняющая покой и строящая сны о великом.

Игнины кулаки звоном отгоняли всякие сомнения: талантом трёх явятся дюжины шедевров, первые трое прологом станут для легенды. Девушка есть сочетание всех сил, её пределы – крепость закованных в мощь костей и мышц. Всем видом, каждым словом, напором общим была Игна вдохновительницей сестёр своих, а они ей стали ценнее мира. Втроём ваяли единое полотно.

Первым из шедевров на свет явился меч. Зань хотела повторить в нём полуторник, что вечно лежал в ножнах великого стража чёрного города. Рукоять под двойной хват в коже,