Юрьев день - Андрей Величко

— Очень интересно… Но почему вы, ваше высочество, не хотите, чтобы таким приемником занялся Герц?

— Это скорее он не хочет, будучи теоретиком. Его более интересует теория электромагнетизма. Он, кажется, намерен что–то уточнить в уравнениях Максвелла. А я — практик, и мне нужно устройство для беспроводной связи, причем как можно быстрее. Кроме того, Герц — немец, а мы с вами — русские. Ни к чему, чтобы приоритет в создании такого устройства мог целиком достаться Германии.

— Согласен. Что я могу для вас сделать?

— Как можно быстрее собрать изображенный на моей схеме приемник и привезти его на испытания в Гатчину, в Приоратский дворец. Вы согласны? Тогда вот вам пятьсот рублей на расходы. Ваше начальство будет предупреждено, что вы делаете чрезвычайно важную работу для моего комитета. Сколько примерно времени вам понадобится?

— Наверное, за неделю управлюсь… а те деньги, что вы дали — их можно будет использовать на оплату труда помощника?

— На что угодно, если это хоть немного ускорит работу, причем детальный отчет мне не нужен. Единственное требование — сохранение полной тайны. Всем говорить, что вы делаете прибор для регистрации электромагнитного излучения.

— Но ведь…

— Хотите сказать, что приемник волн Герца — это он и есть? Да. Тайну можно хранить и методом правдивого рассказа об объекте, составленного так, чтобы случайные люди ничего не поняли, а неслучайные не поверили. Или, например, заявить, что это индикатор грозовых разрядов для метеорологических нужд. Молния — это ведь тоже искра, как и в аппарате Герца, только в миллиарды раз мощнее. Ее будет отлично слышно в звуковом излучателе вашего приемника.

Попрощавшись с Поповым, мы отправились к Макарову, уже предупрежденному адъютантом Черевина, что с ним хочет встретиться мое высочество великий князь Александр Александрович.

Макаров сейчас готовил паровой корвет «Витязь» к кругосветному путешествию, которое должно было стартовать еще три недели назад, но из–за устранения недоделок на только что завершенном постройкой корабле пока откладывалось. И, похоже, уже до весны, так как поздней осенью выходить в море не очень разумно. Кроме того, мы с Ники собирались использовать «Витязь» как судно обеспечения аляскинской экспедиции, а это означало еще одну причину повременить с отплытием до весны следующего года.

Ни к чему было прямо сейчас грузить Макарова предложением вместо кругосветки возглавить поход за золотом. Я про него читал в прошлой жизни и уже успел навести справки в этой, поэтому знал, что какой–то там один из великих князей, да еще от горшка два вершка, ни малейшим авторитетом для него не будет. Вместо этого капитану первого ранга было сообщено, что его величество намерен лично внести в план экспедиции некоторые изменения, в силу чего вам, Степан Осипович, надлежит явиться на высочайшую аудиенцию в эту пятницу, то есть послезавтра, к одиннадцати часам утра. То же, что приглашение передает сын императора, а не какой–то посыльный, должно указать капитану, сколь большое значение придается экспедиции на самом верху. Пусть за оставшиеся два дня он проникнется торжественностью момента.

Ну, а когда он из уст самого императора услышит столь поразительные вещи, в разговор вступлю я и начну обещать златые горы, причем не в прямом, а в переносном смысле. Мол, значительная часть добытых денег пойдет на нужды флота, а именно на развертывание глубоких исследований новых типов кораблей, их машин, вооружения и всего прочего, чем обеспечивается боеспособность военно–морских сил. И командовать этим исследовательским центром будет он, Макаров, причем не находясь в подчинении морскому министерству, а на правах самостоятельной организации, ответственной непосредственно перед государем. То, что этот самый государь быстренько делегирует свои полномочия в области руководства флотскими исследованиями моему комитету, мы решили пока не говорить.

Естественно, Макаров согласился, даже толком не поломавшись. Тем более что кругосветку он все равно совершит, только с заходом на Аляску и полугодовой задержкой там. Потом — во Владивосток, а оттуда — по ранее утвержденному маршруту.

За неделю Попов не справился, он приехал в Приорат через двенадцать дней, привезя приемник в небольшом чемоданчике и помощника, уже с чемоданом приличных размеров. Там, по его словам, лежал амперметр, провода, запасные катушки, запасной диод и первый вариант конденсатора переменной емкости, у которого на определенных углах поворота замыкались пластины, из–за чего после безуспешной возни с ним он был признан браком. Помощник, мичман примерно тех же лет, что и Попов, то есть около тридцати, был представлен мне как Евгений Колбасьев. Где–то я эту фамилию слышал, подумалось мне. Кажется, был такой изобретатель. Интересно, это тот или какой–то другой? Впрочем, какая разница — даже если и тот, я все равно не помню, что он изобрел.

Сначала мы проверили, как реагирует приемник на электросварочную дугу, для чего я включил в подвале свой сварочный агрегат и, используя вместо электрода обычный гвоздь, несколько раз зажег дугу. При каждом зажигании дергалась веревка, пропущенная в оконце, другой конец которой держал в руках приникший к наушнику Попов на втором этаже. То есть сразу была продемонстрирована устойчивая связь на расстояние примерно в двенадцать метров.

За моими действиями с интересом наблюдал Николай Морозов, ибо я возился со сваркой в прихожей его подвальной трехкомнатной камеры повышенной комфортности. Впрочем, он давно дал слово не бежать, пока держал его, поэтому режим содержания имел достаточно свободный.

— Николай Александрович, не желаете поглядеть на продолжение испытаний? — предложил я.

— С удовольствием, ваше высочество.

Я заглушил движок, и мы поднялись на второй этаж, к приемнику и Попову с Колбасьевым. И телефону — недавно в мастерскую Герца была протянута линия из моего кабинета.

Сняв трубку и перекинув вверх тумблер вызова, я покрутил ручку, после чего перевел тумблер обратно вниз.

— Генрих, у вас все готово?

— Да, Александр.

— Сделайте пять включений.

Ко второму уху я прижимал наушник приемника. Там время от времени что–то потрескивало — наверное, он принимал сигналы далекой грозы.

Как только заработал вибратор, в телефонной трубке зажужжало — на неполные сто метров проводная связь работала прекрасно. А вот в наушнике никаких новых звуков не появилось. Хотя, вроде…

— Генрих, еще одну такую же серию, пожалуйста.

Теперь я положил трубку на стол, а освободившееся ухо зажал ладонью, чтобы не мешали никакие посторонние звуки. Вроде что–то такое слегка прослушивается… но это не связь, а просто какой–то спиритизм.

— Как там у вас, слышно? — поинтересовался Герц, когда я снова взял трубку.

— Так себе. Надо подстраивать контур, вы пока не уходите от вибратора.

На самом деле надо было не подстраивать что–то там, а искать косяк, причем серьезный, потому как до мастерской сто метров, а передатчик у Герца мощный. Итак, приемник нормально индицировал сварку, но практически не слышал вибратора Герца. В чем между ними разница? В ширине полосы излучения. По опыту из прошлой жизни я знал, что дуга загаживает эфир в диапазоне от десятков килогерц до единиц мегагерц, а вибратор излучает в гораздо более узком диапазоне. Значит, что–то с резонансным контуром приемника, а в нем всего две детали — катушка и конденсатор. Причем если бы в катушке было межвитковое замыкание, Попов бы не слышал сварки, а я далекой грозы. Остается конденсатор. Что с ним может быть не так?