Ледяной лес - Ха Чиын

Моцерто, я доказал самому себе, что мое исполнение может быть идеальным.

Овации оглушили меня. Люди поднимались с мест. Я вышел на авансцену, чтобы подарить моей публике самую искреннюю благодарность. Судьи аплодировали изо всех сил. Я заметил слезы в глазах отца и поклонился еще раз – только для него.

Овации не смолкли, даже когда я покинул сцену. Оставшись наедине с собой, я наконец дал волю эмоциям, но, почувствовав чье-то присутствие, тут же взял себя в руки. Сзади раздался голос, наполненный теплом:

– Ты отлично сыграл, Коя.

Я резко повернулся, забыв о заплаканном лице. Передо мной стоял Баэль с зажатой в руке Авророй.

– Без преувеличения, ты самый талантливый пианист в Эдене.

Я вытер слезы трясущимися руками и потребовал срывающимся голосом:

– Прекрати… издеваться. Я и так еле-еле себя сдерживаю.

– Я говорю правду. Сегодня твоя музыка звучала как целое послание.

Мой смущенный вид заставил Баэля усмехнуться.

– Но я выступлю еще лучше, – сказал он и вышел на сцену.

Я смотрел ему вслед и улыбался, но вскоре ощутил новый приступ дрожи и обхватил себя за плечи. В душе бурлила радость, уверенность окрыляла. Даже если бы в тот день мне суждено было умереть, я бы ушел из жизни самым счастливым человеком.

Пока я боролся с обуревающими меня эмоциями, Баэль уже играл для своего истинного ценителя.

Я успокоился, подошел к сцене и стал украдкой наблюдать.

На протяжении всей недели я гадал, каким будет его выступление. Сыграет ли он захватывающую дух мелодию, продемонстрирует ли уникальное мастерство или испробует новую технику?

Он точно не станет показывать что-то новое. Не будет выступать с тем, в чем не уверен.

Но реальность опровергла мои предположения. Баэль вытворял что-то невероятное. Струны скрипки неистово вибрировали, а левая рука двигалась по грифу так быстро, что казалась еле различимой. Он играл не просто двумя руками, он задействовал тело и душу. Смычок, касаясь струн, рождал насыщенный мягкий звук, будто в нем звучали трели весенних птиц.

Его исполнение было поистине божественным.

Способен ли человек произвести на свет такую волшебную мелодию, всего лишь играя на скрипке? Только Баэль мог так владеть смычком, играть с такой точностью, используя любую технику. Зал молчал: зрители затаив дыхание следили за каждым движением смычка, вслушивались в каждую ноту.

Так вот что значит для Баэля полная отдача. Интересно, слышит ли это граф Киёль? Существует ли на свете человек, способный понять его музыку?

Меня снова начала бить крупная дрожь, казалось, тело вот-вот разорвется на части. В этом паническом состоянии я смог признаться самому себе: «Мне никогда не стать его истинным ценителем».

Все встало на свои места. Я понял, почему Лес признавал только его, почему Аврора подчинялась только ему и почему лишь он один был достоин звания бессменного де Моцерто.

Баэль… Теперь даже его имя звучало чужеродно – так далеко он был от меня. В тот момент я не мог поверить, что он сравнивал свой талант с моим. Если можно было бы придать его музыке вид языка, сформировать слоги, а затем предложения, то получилась бы речь богов.

Очарованный его мелодией, я даже не заметил, как Баэль закончил играть. Его музыка продолжала пульсировать во мне, эхом отдаваясь в теле. Завороженный ее звучанием, я даже перестал дышать. Кто-то аккуратно постучал меня по спине. Я закашлялся и сделал глубокий вдох. Оглянувшись, я увидел Дюпре, который, так же как и я, наблюдал за Баэлем со слезами на глазах. Юноша, не замечая никого и ничего вокруг, словно пребывая где-то в другом мире, восторженно прошептал:

– Мотховен…

Так и есть. Только он, Мотховен, пронзающий пространство и время струнами, играющий на бесконечных клавишах фортепиано, был способен подарить такую музыку.

Я украдкой выглянул в зал. Стояла гробовая тишина. Зрители будто застыли на своих местах. Баэль тяжело дышал и не отрываясь смотрел в одну точку. Он единственный казался живым в этом заледеневшем мире. Мне не нужно было предполагать, я и так знал, кому предназначался его взгляд: графу Киёлю. Иностранец, подперев рукой острый подбородок, без каких-либо эмоций смотрел на сцену. Знал ли он, что Баэль играл для него одного? Если да, то почему его лицо выражало такое безразличие?

Антонио ждал. Наконец зрители, точно очнувшись от долгого сна, разразились громкими аплодисментами и восхищенными криками «Браво!». Баэль никак не реагировал. Он замер в ожидании хоть какой-нибудь похвалы, пусть даже просто кивка от одного-единственного человека.

Но граф продолжал сидеть с видом человека, жалевшего о потраченном впустую времени. Лицо Баэля искривилось от боли. Не обращая внимания на восторженных зителей, он развернулся и ушел со сцены без поклона.

Я находился за кулисами с другой стороны, поэтому не смог побежать за ним. Кажется, Баэль ожидал совсем другой реакции от своего истинного ценителя. Я тоже не мог поверить. Только демон с каменным сердцем или хладный труп не разрыдался бы, услышав музыку Баэля. Так почему же граф…

Больше никто не вышел на сцену. Несколько музыкантов, которые должны были играть следом за ним, отказались от участия в конкурсе. И я их прекрасно понимал: на фоне Антонио они просто померкли бы. На их месте я поступил бы точно так же.

Предстоял подсчет голосов.

– Прошу всех успокоиться!

После выступления Баэля публика будто обезумела. Я тоже никак не мог прийти в себя: тщетно пытаясь унять дрожь в теле, я то с силой сжимал кулаки, то тряс головой, то крепко обхватывал плечи руками.

– Тишина!

Граф Киёль ударил тростью о сцену и обвел холодным взглядом моментально притихший зал. Убедившись, что завладел вниманием, он спокойно объявил:

– Судьи проголосовали. Позвольте огласить результаты.

Все затаили дыхание.

– Два голоса за Кою де Морфе, остальные восемь получил Антонио Баэль.

Голос графа утонул в громе оваций. Я был доволен исходом, но все же никак не ожидал, что за меня проголосует кто-то, помимо отца.

Судьи во главе с графом ждали, пока зрители успокоятся. Воспользовавшись моментом, отец в знак одобрения поднял большой палец, на что я широко улыбнулся. Мне было достаточно того, что ему понравилось мое выступление.

– Итак… – продолжил граф, когда зал стал затихать, – следующим де Моцерто становится Антонио Баэль. Прошу, маэстро, выйдите на сцену.

Снова раздались аплодисменты. Я хлопал и смотрел за кулисы, ожидая победителя. Но Баэль не появлялся.

– Маэстро Баэль, мы ждем вас, – громко объявил граф еще раз, видимо решив, что Антонио его не услышал.

Овации стали еще громче, но на сцену никто так и не вышел. Судьи недоуменно