Ледяной лес - Ха Чиын

переглядывались, и даже аплодисменты поутихли. Я вспомнил выражение лица Баэля, и меня вдруг поразила страшная мысль.

– Прошу прощения, у нас небольшая заминка, – громко объявил граф публике и направился ко мне. – Сходите за ним.

Я снова ощутил неприязнь, встретившись с ним взглядом, но все же кивнул в ответ на его просьбу и скрылся за кулисами.

В сомнениях, что мне удастся уговорить Баэля вернуться на сцену, что вообще застану его в артистической, я остановился перед дверью и собирался постучать, но она приоткрылась сама: видимо, была не до конца закрыта. Баэль сидел за столом, уронив голову на руки.

Мне невыносимо было видеть его таким – сердце сжалось от боли. Это так отличалось от привычного мне образа Антонио, холодного и надменного. Уныние ему было не к лицу.

– Баэль, поздравляю, ты стал де Моцерто, – тихо сказал я.

Он не откликнулся.

– Тебя все ждут. Пойдем, тебе нужно быть на сце…

– Почему? – перебил меня он.

Я не знал, что ответить. Его голос звучал безжизненно.

– Ответь мне – почему? – повторил он, все так же не поворачивая головы.

– Что ты хочешь услышать?

– Не притворяйся, что не понимаешь.

Подняв голову, он наконец посмотрел на меня. В его взгляде не было привычного блеска – он выражал грусть и безмерное отчаяние.

– Почему он не признает меня?

– Он… он не понимает, Баэль, – выдавил я из себя, немного помолчав. – Может, ты ошибаешься насчет него? В последнее время тебе было очень нелегко, ты так желал найти своего истинного ценителя и, когда встретил человека, который отличается от остальных, подумал, что это он.

Баэль не ответил, но я чувствовал, что он не согласен. Вздохнув, я опустил голову. А затем, будто набравшись смелости, быстро проговорил, от напряжения сжав кулаки:

– Если честно, я в замешательстве, Баэль. Ты считаешь, что все люди, собравшиеся сегодня здесь, не понимают, точнее, не чувствуют твою музыку. Но почему же они в таком восторге? Почему они так искренне хотят слышать твою игру? Из-за чего утирают слезы? Мне невдомек, чего ты еще желаешь… Какого еще истинного ценителя? Граф точно не тот, кто тебе нужен. И вообще, ты никогда не думал, что твоим истинным ценителем могу быть я? Это могу быть я…

Баэль отвернулся. Между нами повисла тишина, грудь словно пронзили ножом. Лучше бы мне промолчать. Разве я могу быть его истинным ценителем? Ведь совсем недавно я с трудом вслушивался в его музыку.

– Вот как выглядит отчаяние… – вдруг прошептал Баэль, а затем спросил, избегая моего взгляда: – Ты чувствовал то же самое, когда я не признавал твою музыку? Безграничный ужас, как будто падаешь, падаешь, падаешь, пока не погружаешься в адское пекло?

Я не ответил и задумался, что бы сделал Тристан на моем месте.

– Я наконец-то его встретил! Наконец-то! Того, кого уже не ждал. Но все напрасно, ему безразлична моя игра. Чувствую себя героем какой-то дурацкой комедии.

Пожалуйста, пусть придет Тристан, пожалуйста.

– Видимо, я проклят…

Эти слова что-то разбудили во мне. Не зная, что сказать, я осторожно приблизился: в таком состоянии Баэля оставлять было нельзя. Но в этот момент дверь внезапно распахнулась. В надежде, что это Тристан, я резко обернулся. Но ожидания разбились о реальность. Меня охватил ужас.

– Кажется, я случайно услышал то, что не предназначалось для моих ушей.

Улыбка на лице графа резко контрастировала с ледяным тоном его голоса. Сколько он успел услышать? Баэль выглядел испуганным – видимо, ему в голову пришла та же мысль.

– Вы не поднялись на сцену, вот я и пришел узнать, в чем дело. Маэстро Баэль, вы отказываетесь от титула де Моцерто? – спросил граф, опираясь на трость.

Баэль хотел что-то сказать, но промолчал.

– Маэстро?

Когда граф снова позвал его, я не выдержал:

– Прекратите. Дайте ему немного времени. Он просто хочет прийти в себя.

Вдруг Баэль, все это время сидевший с поникшей головой, резко встал – в его глазах появился непривычный блеск.

– Ответьте мне, граф.

Киёль выглядел заинтригованным.

– С превеликим удовольствием. Разумеется, если ответ мне известен, – улыбнулся он.

– Вам понравилась моя музыка?

Такая прямолинейность, кажется, совершенно обескуражила графа. Я и представить не мог, что творится в душе Баэля, если даже мое сердце стучало как сумасшедшее. Пусть он скажет что-то хорошее, молю!

– Понравилась ли мне ваша музыка? – задумчиво повторил граф и улыбнулся, словно не понимая, сколько значил для Баэля этот вопрос. – Мне кажется, все предельно ясно. Только вы умеете так играть.

Лицо Баэля осветилось надеждой. Я хотел, чтобы граф похвалил Антонио, но почему-то у меня его ответ не вызвал никаких эмоций: ни радости, ни грусти. Если графу действительно понравилось исполнение Антонио, почему там, в зале, он выглядел таким скучающим?

Внезапно я понял. Его похвала, похожая на сладкий плод, внутри была гнилой.

– Это все, что я могу сказать.

– Простите?

– Как я уже говорил, видимо, все дело во вкусе. Вы, бесспорно, лучший из лучших и, как никто другой, достойны титула де Моцерто. Но мне больше понравилось выступление Кои, и свой голос я отдал именно ему.

Мой мир разбился вдребезги. Яд, отравивший сладкий плод, коснулся губ. Вкус его был ужасен и пришелся бы по нраву разве что демонам.

Глаза Баэля округлились от ужаса: он не мог поверить, что его музыка получила такую низкую оценку. В секунду граф сделал из меня виноватого, указав своим безжалостным перстом.

– Музыка Кои мне нравится больше. Она очаровывает своей чистотой.

Я хотел свести все к шутке, откреститься от собственного таланта, но наткнулся на пустой взгляд Баэля, и слова замерли на языке. Антонио выглядел так, будто потерял самое дорогое, то, ради чего жил.

– Если я ответил на ваш вопрос, то, думаю, нам нужно возвращаться на сцену. Зрители ждут.

Мысленно я молил графа замолчать. Он вел себя так, будто ничего не случилось. Будто не он только что разрушил мечту всей жизни Баэля.

Вопреки моим опасениям, что Антонио просто сбежит, он тихо встал, положил в футляр скрипку и смычок и вслед за Киёлем направился к двери. Он шел опустив голову, длинная челка скрыла от меня его лицо. Видеть Баэля таким тихим было страшнее, чем если бы он злился или рыдал.

Словно забыв о моем существовании, Антонио шел за графом. Идеальная осанка не выдавала никаких эмоций. Неужели он… откажется от титула?

Когда Баэль появился на сцене, публика вновь разразилась горячими аплодисментами. Со всех сторон слышались крики: «Браво!», «Де Моцерто!».

Антонио обвел взглядом зал, а затем горько расхохотался. Подобно безумцу,