Ученье – свет, а не захочешь светить – заставим - Вячеслав Александрович Баймаков

class="p1">— Сергей Львович был признанным актёром-любителем в московском бомонде, благодаря чему чета Пушкиных была желанна при любом застолье. Своеобразный светский тамада в Москве. Стишки собственного сочинения, эпиграммы, которые ему более удавались, чем посредственная поэзия. Любую публику развеселит, растормошит. В общем, с ним никогда не было скучно. Эдакий свой в доску боярин-парень.

— Понятно, — остановил в очередной раз разошедшегося лектора Дима. — Кон. У меня один чисто технический вопрос.

Александр-лицеист только одними космическими глазами разрешил: «Задавай».

— А можно у этой троицы звук выключить, а у детей оставить?

— В этом мире я могу всё, — с хитрой улыбкой похвастал Кон, самодовольно разводя руки в стороны. — Мог и не спрашивать. Достаточно правильно сформулировать команду. И дерзай.

Ну, он и дерзнул.

— У взрослых звук выключить. У детей усилить. И запустить клип заново.

Глава 14. Локация 3. Сколько ни выгоняй дурь из людей, их подноготная не умнеет

Отделить мух от котлет было правильным решением. И не только с точки зрения санэпиднадзора, но и для понимания скрытого смысла клипа. В наступившей тишине отчётливо зазвучал голосок маленького Саши. Он хоть и бубнил себе под нос, но с ангельским усилителем слышался вполне разборчиво.

Лепетал, естественно, по-французски. Но даже не зная языка, присутствующим сразу стало понятно, что маленький вундеркинд занимался рифмоплётством. Проще говоря, он подбирал рифмы ко всему, что видит. При этом ещё умудрялся без зазрения совести плутовать.

Когда, объявляя очередной объект, он слёту не мог подобрать рифму, то просто коверкал похожее слово до неузнаваемости, но при этом делая его созвучным выбранному. По типу очень похожему на общегастарбайтерское: шашлык-машлык.

Пока молодое дарование рифмовало, что видело на стенах и за окнами, Оленька, поджав губки, стойко терпела говоруна, у которого рот не закрывался. Но когда он перешёл на родителей и князя, не выдержала. Девочка резко подскочила со скамьи, встала напротив импровизатора и, растянув пышные юбки своего колоколообразного платьица, закрыла ему весь обзор. Флегматичный Сашенька в долгу не остался и моментально с полным равнодушием выдал четверостишье на французском.

Сформировалась картина маслом — не сотрёшь. Оба Александра: маленький и побольше — ехидно лыбились. Три особи женского пола обозлились до непристойного. Оленька разом покраснела и запыхтела, уподобляясь паровозу. Вера хоть и не походила на железнодорожный транспорт, но была на грани этого. Танечка же просто сжала губки и напряглась.

Вот только девочка испепеляющим взглядом буравила маленького братца, а две великовозрастные девицы готовы были прибить одного несносного переводчика. И только за то, что вместо ожидаемого перевода тот ржал как конь. И на все их попытки хоть что-нибудь от него добиться отмахивался, продолжая ещё больше закатываться. Естественно, девочки, как водится, приняли это на свой счёт и обиделись. Вера остановила клип.

Наконец истерика молодого человека стала плавно закругляться. Тяжело отпыхиваясь и утирая слёзы со вздохами: «Ой, чуть не сдох!» Дима сквозь слёзы осмотрел собравшихся. После чего хотел было снова закатиться, но Вера не дала.

— Перестань! — звонко взвизгнула она, словно плетью по ушам. — Это уже не смешно!

Спасибо ей. Это спасло парня от очередного приступа хохота. Он ещё раз утёр зарёванное лицо, выпрямился и ответил:

— Девочки, видели бы вы себя со стороны, — и, выдержав паузу, закончил. — Честное слово, чуть не сдох.

— Всё? Успокоился? — поинтересовалась Вера, стараясь выглядеть спокойной, хотя у неё это не очень получалось. — А теперь будь добр, поведай нам причину своего веселья.

Дима перестал разглядывать фурий, переведя внимание на брата и сестру. Подошёл ближе. Самым наглым образом заглянул в личико обеим по очереди и прокомментировал эпизод.

— Маленький Пушкин в режиме экспромта только что выдал великолепную эпиграмму на сестрёнку. Причём настолько прикольную, — он хмыкнул и опять растянулся в улыбке, — а самое главное, настолько умную, что я офигел. С двойным, а то и тройным дном. Вряд ли он сделал это осознанно, но получилось очень по-взрослому.

— Слушай, — тяжело выдохнула Вера, — ты уже достал. Прочти нам его стих. Вместе посмеёмся.

— Ну, Верунь, в стихах это у меня вряд ли получится. Но смысл примерно такой: «Наша Оля стала стенкой. Надо в неё гвоздь забить и повесить картину. За стеной всё равно ничего не видно, а на стене рассматривать нечего».

Тут он перевёл взгляд на девочку, внимательно разглядывая милое личико, изображающее маленькую злючку, и закончил:

— Хотя я с Сашей в этом моменте не согласен. Девочка-куколка. Вполне симпатичная.

— Да уж, — хмыкнула Вера, совсем не веселясь, — приколист. Я бы за такой стишок по башке надавала.

— Кон, — резко перевёл стрелки Дима на искусственный Разум, — а от кого он нахватался?

Саша-лицеист горестно вздохнул, печально посмотрев на сцену с застывшими актёрами, и признался:

— От папеньки. От кого же ещё. Он у нас ходячая эпиграмма. Эпиграммил по любому поводу. Уж больно у него короткие формы хорошо удавались.

После недолгих переговоров запустили клип дальше. Только он практически сразу закончился, уступая место следующему. Троица оказалась на берегу водоёма. По всем признакам — пруда или вытянутого маленького озерца. А вокруг лето. Солнце слепит. Разноголосица пичуг оглушает. Полный набор хищной насекомой гадости, как и положено летом у воды.

Вера взвизгнула и попыталась отмахнуться от летящей в лоб жирной мухи. Похоже, овода. Но тому хрен по деревне волоком, два по селу на тачке. Он шёл на брюнетку в лобовую. На таран. И остановить героя-самоликвидатора уже ничто не смогло бы. Даже ведро дихлофоса. Хотя нет. Ведро само по себе, может быть, и остановило бы.

Только когда кусачий мух прожужжал сквозь Веру, девушка вздрогнула. Нервно и глубоко вздохнула. Обозвала насекомое сукой, непонятно, когда успела только определить половую принадлежность, и, поправив отчего-то мигом взъерошенные волосы, вставшие дыбом, принялась замерять пульс на запястье. Несмотря на осознание своей бесплотности в виртуальном мире, испуг был самый натуральный.

Дима тем временем оглядывался по сторонам. За спиной вдоль водоёма шли две колеи грунтовой дороги. За ними — ухоженный лесок. Его даже можно было назвать парком. Уж больно чистый. Ни кустов, ни валежника. Даже лесная подложка больше напоминала стриженый газон.

Прямо перед ними на траве сидел Саша Пушкин лет шести в тонкой белоснежной рубашке, штанишках и ботиночках. Одет был очень опрятно. Что называется, с иголочки. Он всё в том же режиме ленивого безделья пялился на другой берег и одними пальчиками ритмично помахивал травиной в руке, словно дирижёр.

Слева от мальчика раскидистые кусты, на которых приличная стая воробьёв затеяла шумный скандал. Но мелкий флегматик никак не реагировал на пернатых, потерявших всякий страх.