Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Гедимин отшвырнул крышку, лишь в последний момент сообразив придержать её. Филк шарахнулся назад.

— Heta! — он испуганно вскинул руки. — Я Бласко, помнишь?

— Что ты тут забыл? — угрюмо спросил Гедимин, покосившись на часы. Он не ошибся — шли первые минуты смены Айзека, сармату давно пора было прийти, он никогда не опаздывал…

— Айзек велел тебя сменить, — Бласко попытался принять деловитый вид, но дрожь век выдавала его страх. — Показывай, где тут что, и беги к ним.

«Беги?» — пока Гедимин ошалело мигал, его мозг выхватил из фразы главное слово. «Что там могло сломаться⁈»

— Что в лагере? Авария?

Филк резко мотнул головой и схватился за слишком тяжёлый, укреплённый ипроновыми пластинами шлем.

— Война!

…«Следи за реактором!» — повторял Гедимин, стиснув зубы, пока волокнистые щупальца пульсировали на его висках. За последним слоем защитного поля они всё-таки погасли. Сармат оглянулся на купол, машинально проверяя воздуховоды, — внутри оставался филк, Гедимин отдал ему свои баллоны с дыхательной смесью, но нормального скафандра и газоотделительных кассет у него не было… На куполе горели ярко-красные концентрические круги.

Над холмом ничего не взрывалось. Повернувшись к лагерю, сармат окинул быстрым взглядом шатры. Нигде не было ни воронок, ни следов разрушений, ни мародёрствующих чужаков, — только с окраины доносились крики и стоны, и сквозь респиратор сочился резкий запах горелого мяса.

…Подстилки вытащили изо всех шатров и выложили в две полосы вдоль полевых кухонь. Рядом дымилась горка содранной в спешке «брони» — остатки стёганок, шлемов, костяных наручей… Никто не обращал на хлам внимания — на кое-как обустроенных лежанках корчились обгоревшие Скогны.

Из полутора десятков «солдат» вернулось двенадцать; один уже затих, и его вместе с лежанкой оттащили в сторону. Гедимин взглянул на него, и его передёрнуло. «Как он вообще куда-то добрался с такими ранениями⁈ Тут же кости наружу…»

Те, кому повезло больше, уже порывались сесть; с каждым возились двое сородичей, смачивая повязки и пытаясь засунуть в рот что-то пережёванное. «Ягоды курруи,» — мгновенно определил Гедимин и едва удержался от нервного смешка. «Ну что ещё — при ожогах второй-то степени⁈»

Скогнам с парой десятков волдырей и красных пятен на конечностях и лице ещё повезло; на три неподвижных стонущих тела чуть поодаль даже Гедимин не мог смотреть без дрожи. У того, кто лежал с краю, были свежие швы, наложенные явно сарматской рукой, — кто-то вычистил обугленные ткани, прикрыл стерильным скирлином и оставил раненого с Броннами. Из-под влажного войлока виднелись только глаза — лицо обгорело, но не так сильно, как руки; Бронны, поглядывая то на повязку, то на кувшин с водой, старательно что-то жевали. Над вторым раненым склонился сосредоточенный Айзек — швы уже были наложены, теперь сармат прикрывал их, а Бронн-«ассистент» смачивал куски войлока, изображающие влажные компрессы. Рядом, опираясь на мерцающий посох, стоял Гор. Отвернувшись от раненых, он смотрел на вставшего перед ним Вепуата.

— Это всё заживёт, — услышал Гедимин голос разведчика, звенящий от волнения. Сармат и страж заслоняли от ремонтника третье неподвижное тело, а то, что он видел из-за их ног, напоминало хорошо прокалённую древесину, а не живую плоть.

— Кожа вырастет заново. С этим можно жить!

Голова «богомола» медленно склонилась, лапы-лезвия сошлись на груди.

— Жить с сожжённым лицом? Даже боги не возьмутся вырастить ему глаза. Отойди, дай закончить его мучения!

Гедимин двинулся к ним, взглянул на раненого — и тут же пожалел, что это сделал. Желудок скрутило мучительным спазмом. «Д-да… там уже н-ничего не вырастет…» — сармат медленно поднял взгляд на спорщиков. «Д-даже если бы медблок… с чужеродной биохимией… Hasu!»

То, что осталось от Скогна, ещё дышало, — Гедимин слышал прерывистые хрипы, переходящие в стоны. Почему-то все стонали тихо — и те, кого зашивали наживую, и те, кому для облегчения ожоговой боли могли дать только мокрую тряпку…

— Мы отвезём его в город. У него целы лёгкие, мозг почти цел, он ещё может жить! — Вепуат сжал кулаки, с отчаянием глядя на Гора. — Это ты их туда отправил, почему…

Яркая белая вспышка отшвырнула сармата на метр в сторону. Гедимин схватил его, не дав упасть. Вепуат дёрнулся и сплюнул в респиратор:

— Tza hasu!

Гор выпрямился. С его лезвия, только что отделившего голову Скогна от тела, капала тёмно-лиловая кровь. «Синяя,» — щёлкнуло в мозгу Гедимина. «Думал, красная. Синяя…»

— Всё, — громко сказал Айзек, поднимаясь на ноги. — Отвезите их всех в дом! До утра пусть побудут там. Те, кто сам передвигается, пусть берегут обожжённые места и пьют сок курруи. За тяжелоранеными пускай следят помощники! Гор, можешь ещё облегчить им боль?

Страж, отставив в сторону окровавленную руку, вскинул посох. Белые блики зажглись на камнях и пропали.

— Этого им хватит до утра, — сказал он, тяжело склонив голову; казалось, каждое движение даётся ему с трудом. — Калиг и Навкет придут ночью. Навкет — хороший целитель.

…Гедимин хотел поднять раненого и переложить на спину плоского зверя, но Айзек отстранил его. Обожжённые Скогны лежали спокойно, выглядывая из-под повязок; их глаза двигались, зрачки реагировали на свет. Они не подавали признаков боли, но казались странно заторможенными. «Местный наркоз,» — Гедимин криво ухмыльнулся, отходя с дороги — второй «транспорт» привели для тех, кто был ранен легко. Эти Скогны на панцирь забрались сами. Двое Броннов притащили им корзину ягод — кажется, все кухонные запасы.

— Завтра с утра осмотришь тех двоих, — услышал Гедимин тихий голос Айзека; командир обращался к Вепуату. — Похоже, волдыри придётся вскрывать. Упустили момент…

— Угу, — отозвался Вепуат. Казалось, он говорит сквозь стиснутые зубы. Обернувшись к нему, Гедимин увидел почерневшие сощуренные глаза и бледную кожу вокруг них.

— Угу. Утром, — безжизненным голосом сказал он и резко развернулся к шатрам. Гедимин нагнал его на спуске.

— Ты куда?

Вепуат вскинул на него мрачный взгляд и странно ухмыльнулся — будто оскалился.

— К