Отныне и вовек - Даниэла Стил

Ян видел женщину, которая заставляла его нервничать.

Перед глазами Джесси предстало изваяние изо льда, °начувствовала, как ее заполняет страх. Теперь это была не игра. Это быланастоящая война. Одно только то, как женщина смотрела на Яна, сказало Джессикевсе. Спенсер обменялась с Хоугтоном быстрым потоком слов, он кивнул несколькораз, потом встал и вышел. Ясно, кто тут всем верховодит.

Джессика проклинала того человека, который так некстатипопал в больницу. Только Спенсер им и не хватало.

— Встать… — Судья вернулся на свое место, в воздухеповисло напряжение. Он выказывал признаки явного удовольствия пополнением числадействующих лиц, удостоверив присутствие помощника прокурора уважительнымприветствием.

Ужасно.

Матильда Ховард-Спенсер сделала несколько быстрых дружескихзамечаний присяжным, на все из которых, похоже, последовал ответ. Она моглавызвать как доверие, так и страх.

Голос и манеры Матильды полны власти и давали неверноепредставление о ее возрасте: ей, должно быть, было не больше сорока двух —сорока трех лет. Она была человеком, на которого можно положиться, которыйвозьмет все на себя, проследит за ходом дела. Эта женщина могла выиграть войну,командовать армией и воспитывать детей. Но их у нее не было.

Она была замужем меньше двух лет. Юриспруденция заменяла ейвозлюбленного, а мужу она отвела роль друга, ему было хорошо за шестьдесят.

Схватка началась с одного из наименее важных свидетелей.Место для дачи показаний занял судебный патологоанатом, не представив ничего изтого, что могло бы повредить Яну, равно как и быть полезным для МаргаретБертон. Он признал только то, что имело место половое сношение, но более ничегоне мог удостоверить. Несмотря на яростный натиск Матильды Ховард-Спенсер,патологоанатом стоял на своем: доказательств применения силы не было.Возражения Мартина о ее давлении на свидетеля были быстро отметены, хотясвидетельские показания не имели особого значения. Джессике все это казалосьужасно скучным, час спустя она сосредоточила внимание на полосе красногонейлона на флаге и предалась размышлениям, которые унесли ее прочь от тогоместа, где она находилась… Эти слова, их бесконечное гудение: «постыдноепротивоестественное преступление»… извращение.., изнасилование.., половоесношение… прямая кишка.., влагалище.., сперма — прямо какой-то детскийпутеводитель по запретным темам, которые приятно щекочут нервы. Теперь Джессикаимела возможность взвесить каждое из них. Влагалище. Спенсер, похоже, была ввосторге от него. И изнасилование. Она произносила его с большой буквы.

И вот день подошел к концу, они молча — как и на протяжениивсей недели — отправились домой. Утомительным было уже одно присутствие в суде.Если хмуришься, присяжные могли подумать, что ты злишься на Яна или расстроена.Расстроена? Нет, конечно, нет! Если улыбаешься, значит, относишься к процедуренесерьезно. Если на тебе было надето не то, ты выглядела богатой. Что-тослишком жизнерадостное — и складывалось впечатление, что ты легкомысленна;Сексапильна в суде? По обвинению в изнасиловании? Боже упаси! Влагалище? Где?Нет, конечно, у меня его нет. Судебная процедура даже больше не пугала, простоизнуряла. А эта проклятая Спенсер была неумолима, выдавливая до капелькикаждого свидетеля. Мартин же вел себя чересчур джентльменски. Но какое этоимело значение? Если они с достоинством будут появляться в суде, вскоре все ихмучения останутся позади. Вскоре.., но, похоже, до конца было еще далеко. Темвечером они молча поужинали, и Джессика сразу крепко заснула, прямо в халате,прежде чем Ян вышел из душа.

Она сонно потянулась в машине на следующее утро и усталоулыбнулась, глядя на дома, освещенные солнечными лучами.

— Чему ты улыбаешься, Джесс?

— Сумасшедшая мысль. Подумала, что вот так же мыкогда-то ездили вместе на работу в Нью-Йорке.

Она выглядела задумчивой, но Ян не улыбнулся.

— Не совсем так.

— Нет. У нас есть время, чтобы по пути проглотить почашке кофе? — У них не было времени на завтрак.

— Лучше там попьем кофе из автомата, Джесс. Я не хочуопоздать. Они могут лишить меня залога. — Господи. Всего из-за чашки кофе.

— Хорошо, любимый.

Она нежно дотронулась до его плеча и закурила новуюсигарету. Единственным местом, где Джессика теперь не курила, оставался суд.Она взяла его за руку, когда они поднимались по ступенькам муниципалитета. Всевокруг казалось новым, ярким и сияющим. Утро, когда не страшны никакие ужасы,происходящие в жизни, словно Господь не знает о них и дарит людям столькосолнечного света и тепла.

До начала судебного заседания оставалось три минуты, иДжессика поспешила за кофе.

— Хочешь немного?

Он начал было отказываться, но потом утвердительно кивнул.Ян взял чашку из ее руки, которая так дрожала, что он чуть не пролил.

— Малышка, у нас уйдет год на то, чтобы вернуться кнормальной жизни.

— Ты имеешь в виду мою замечательную дрожь?

Ян улыбнулся в ответ.

— А ты заметила мою? — Он вытянул вперед руку, иони оба засмеялись.

— Полагаю, производственная травма.

— Насильника?

— Ладно, Ян, хватит.

Короткий разговор между ними закончился, и Джессика заметиладеловую суматоху возле незамеченной двери. Люди входили и выходили. Четверомужчин, женщина, звук голосов, словно прибывал кто-то весьма важный.

Активность привлекла внимание Джессики, но если кто ивыглядел загадочно, так это Ян, склонивший голову набок и внимательнослушавший. Она хотела спросить его, что происходит, но не была уверена, что ейнужно это делать. Он, казалось, был поглощен голосами и звуками. Потом раздалсяхлопок двери, и женщина в простом белом шерстяном платье обогнула угол.Джессика аж задохнулась от изумления. Это была Маргарет Бертон.

У Яна от изумления открылся и снова закрылся рот, а Джессикастояла, прикованная к месту, чувствуя холодок на спине. Она впилась глазами вБертон, которая резко остановилась, сделала один короткий шажок назад и замерлас выражением изумления на лице; все трое застыли. Казалось, здание полностьюпогрузилось в тишину, будто они были единственными людьми, оставшимися на всембелом свете. Лицо Маргарет Бертон медленно-медленно, словно восковая маска,плавящаяся на солнце, раздвинулось в не правдоподобной торжествующей улыбке,предназначавшейся исключительно Яну. Напуганная Джессика не спускала с нееглаз, а потом, не отдавая себе отчета, бросилась вперед и ударила Бертоннамертво зажатой в руке сумочкой.

— Почему?! Черт возьми, почему? — Пронзительныйкрик боли, вырвавшийся из сердца Джессики. Женщина с удивлением на лицеотступила назад, будто очнувшись, в ту же минуту Ян схватил Джесси. Моглопроизойти что-то ужасное. У нее в глазах горел огонь мщения, а этот крик«Почему?» все еще звучал в стенах холла. Маргарет Бертон убежала, выбиваякаблучками навязчивое стаккато по мраморному полу, а Джесси рыдала в объятияхЯна.