Вундеркидз. Вилдвудская академия - Жаклин Сильвестр

– Здравствуйте, мистер Ледерман, – вежливо ответила Ника. – Какой великолепный праздник вы устроили.

– Но вы-то не очень веселитесь, – отозвался Стамос заплетающимся языком.

«Кажется, он попросту пьян», – догадалась Ника.

– Да нет, сначала было весело, только… все сложно, – ответила она, сама не понимая, почему изливает душу нетрезвому школьному администратору.

– А будет еще сложнее, – с горечью посулил Стамос, покосившись на Нику с состраданием и жалостью.

Стамос вытер руки о белую рубашку и уставился на танцплощадку.

– А ведь это могло быть совсем другое место, – меланхолически проговорил он. И обвел зал рукой. – Где все гораздо проще. – Повисла долгая многозначительная пауза, во время которой Ника не знала, что делать, и только молча ерзала на табуретке. – Где все счастливы, – уточнил Стамос. Потом поднялся, словно внезапно вспомнил о срочном деле. – Извините, – пробормотал он.

И, пошатываясь, побрел прочь. Ника растерянно смотрела ему вслед. Девушка допила коктейль и оглядела зал. Громко играла музыка, все танцевали – ничего странного больше не происходило. И тут она снова увидела Зака.

Парень целовал Вайолет. Глаза у него были открыты, и когда их с Никой взгляды встретились, он едва заметно ей подмигнул. Вне себя от ярости Ника спрыгнула с табуретки. Да что вообще происходит? Зачем Зак пригласил ее на танец? Что за чушь порол Стамос? И куда, черт побери, запропастился Тристан?

Зак все не отрывался от Вайолет. Целуя ее небрежно, без страсти, он то и дело поглядывал в сторону Ники, будто хотел видеть ее реакцию.

Очередная песня закончилась, площадка опустела, и Ника увидела на другом конце зала Тристана, сидевшего за столом в полном одиночестве. От этого девушка разозлилась на себя еще больше: конечно, она ужасно обидела Тристана, потому что танцевала с каким-то придурком. Зак соврал ей, он вовсе не хотел, чтобы они были друзьями, просто искал способ к ней подкатить в очередной раз, а она ему эту возможность подарила.

Чувствуя на себе взгляд Зака, она решительно направилась через весь зал к Тристану. При виде нее тот попытался сбежать, но Ника оказалась проворнее. Она обняла его за шею и поцеловала. Тристан замер. Потом немного пришел в себя – и тут же прижал Нику к себе и ответил страстным поцелуем. Потом ласково коснулся ее щеки.

– Извинения приняты, – сказал он и повел ее туда, где стояли Интеграл и Эмбер.

Обернуться Ника не отважилась. Реакция Зака ее не интересует, твердо сказала она сама себе. Но при этом была уверена, что где-то там, у нее за спиной, с него слетело все его самодовольство.

Постепенно жизнь в Академии вернулась в привычную колею. Студенты готовились к собеседованию с директором, первый снег подтаял и застыл коркой льда, так что ни кататься на санках, ни играть в снежки было нельзя. Ника уже несколько дней не виделась с Тристаном – с тех самых пор, как он проводил ее до общежития после танцев. Парень как сквозь землю провалился.

Территория Вилдвудской академии была большой, даже огромной, однако от столовой к учебным корпусам вело только две дороги, а к общежитиям и вовсе одна, так что едва ли можно было за неделю ни разу не столкнуться, а значит… значит, Тристан, наверное, просто не хотел встречаться с Никой!

В четверг она завтракала в компании Интеграла и вяло жевала овсянку со свежей папайей, а он ограничился единственной скромной порцией гренок.

– Что-то кусок в горло не лезет, – заявил он.

Ника догадывалась, что нехарактерное отсутствие аппетита у Интеграла вызвано тем, что за столом уже четыре дня подряд не было Эмбер.

После завтрака Ника отправилась на РОН. В маленькой полупустой студии Эмбер тоже не оказалось, так что Ника заняла обычное место за мольбертом и достала карандаши. Вскоре в зал торопливо вошли еще несколько студентов, в том числе Вайолет с подружками, а затем из служебного входа появились два натурщика в халатах. Стройная белая женщина средних лет и молодой мускулистый чернокожий мужчина сели на подиум в центре зала и весело болтали, дожидаясь, когда студенты подготовятся к занятию.

Лампы под потолком потускнели, яркий юпитер высветил натурщиков; они тут же, как по команде, встали. Несколько опаздывающих студентов вбежали в студию, двери закрылись, и комната погрузилась в полутьму. Мужчина и женщина сбросили халаты – и обнаженные застыли перед классом. В начале семестра Ника всегда слегка краснела, когда они раздевались, но прошло несколько недель, и она привыкла к профессиональной стороне рисования обнаженной натуры.

Пара приняла первую позу, профессор Кэмден включила радио, поймав станцию с классической музыкой. Ника пошарила в ящичке мольберта и нашла самый тонкий карандаш. Начала намечать контуры на плотной бумаге, туго натянутой на подрамник. Сначала она рисовала отдельные части тела, замершие в той или иной позе – плавно поднятая рука, согнутая нога, вены, проступившие на напряженной икре. Затем кусочком угля, который всегда пачкал пальцы, Ника заштриховала тени, подчеркнув рельеф мышц и еле заметные округлости на плечах и бедрах женщины. Она наметила все неровности и детали кожи и даже ухватила делано-безмятежное выражение лиц натурщиков, неподвижно застывших на подиуме.

Ника так увлеклась рисованием, что не заметила, как в студию вошла и села за соседний мольберт Эмбер. Увидев наконец подругу, Ника широко улыбнулась и хотела было помахать ей, но улыбка тут же погасла, а рука замерла в воздухе. Ника остолбенела: вид у Эмбер был просто ужасный. Даже в полутьме было видно, что большие карие глаза Эмбер опухли, рыжие волосы свисают сальными прядями. Она пришла с мороза без куртки, и вообще вид у Эмбер был такой, словно она несколько дней не спала и не ела.

Ника в тревоге глядела на подругу. Девушка дрожащими руками достала карандаши и тупо уставилась на замерших натурщиков.

– Эмбер, что с тобой?! – шепнула Ника, но та даже не посмотрела на нее.

Девушка взяла карандаш, стиснула в пальцах, посмотрела, как они неестественно сомкнулись над острым грифелем. Натужно поднесла карандаш к бумаге и провела поперек корявую линию. Потом с ужасом вскрикнула и уронила руку. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, схватилась за сведенное запястье и левой рукой снова поднесла правую к бумаге. Все повторилось. Эмбер тихонько заплакала, она не оставляла попыток нарисовать хоть что-нибудь, однако получались только бессмысленные линии, тянувшиеся поперек листа. После шестой или седьмой неудачи девушка бессильно уронила руки и уставилась в пол. Потом, судя по всему, сделала какое-то медитативное дыхательное упражнение – и возобновила попытки.

Остальные студенты были поглощены работой, и никто не заметил, как странно ведет себя Эмбер. Ника потянулась к подруге, но Эмбер отпрянула от нее, вскочила, безудержно расплакалась и, охваченная внезапной яростью, швырнула свой мольберт через весь зал. Натурщики вздрогнули, женщина невольно схватила халат и прикрылась, через пару секунд ярко загорелись светильники под потолком. Все уставились на Эмбер – растерянную, красную от злости.