Запретная любовь. Forbidden Love - Рафаэль Абрамович Гругман

как видишь, выкарабкалась. Чувствую себя слабо, мучают головные боли. И правая нога… Прихрамываю… Но жива, слава богу. Жива.

– Где ты сейчас? С Ричардом? – ненавистное имя сорвалось с языка, и я оцепенел, затаил дыхание, ожидая ответ.

Лиза замолкла. Угадал? Попал в точку? Я не торопил с ответом, побаиваясь услышать: «Да». Наступило нестерпимо долгое молчание. Наконец, с ненарочитыми передышками Лиза заговорила. Слова давались с трудом.

– Ричард погиб… На «Аргонавте»… Его тоже арестовали. Как моего сожителя, признали соучастником покушения. Нас отправляли на Луну одним рейсом. Но… Ричард погиб. А мне повезло.

Смешанное чувство – радость и злость, смешались в кучу, раздирая на части душу. При упоминании о Ричарде, требуя непрощение, бурно вознегодовала пуританская часть души. «Она постоянно обманывала и ханжески изображала любовь. Возможно, перед нашей встречей в Фараковэй, провела с ним бурную ночь». – Вторая половина души, иудео-христианская, благоразумная и страдальческая, тянула на свою сторону и призывала к отпущению грехов: «После случившегося, не ты ей Судья. Всё происходившее в прежней жизни, сейчас, когда Всевышний её уберёг и помиловал, значения не имеет. Соперника нет. Ревновать не к кому. Ты ведь и сам не безгрешен, – подумал я с издёвкой, – дорогой друг-моралист, Роберт Маркус».

– Теперь я начинаю новую жизнь, – кротко молвила Лиза. – С нового листа.

– Где ты находишься? – нежно спросил, закрывая страницу совместной жизни «Ссоры, измены, распри».

– С мамами. Они меня уже оплакали. Им ведь не сообщили, что я осталась жива.

– А где Ханна?

– С нами.

– Ты не боишься? – опомнился, вспомнив, что Лиза наговорила много запретного.

– Чего?

– Говорить…

– Я живу у мам и могу говорить спокойно. Какой-то папин друг сделал для них защищённый канал связи.

Послышались голоса, Лиза отвела голову и кому-то промолвила: «Я заканчиваю», – затем вернулась ко мне:

– Извини, я вынуждена прерваться. Позвоню завтра. Когда тебе удобно, утром или в это же время?

– Я перезвоню сам.

– Нет, лучше я позвоню. Ты забыл, что мамы тебя ненавидят?

– Тогда часов в десять вечера. Время парижское. Тебе удобно?

Лиза задумалась.

– Шесть часов разницы. Значит, в четыре по нью-йоркскому. Договорились.

Я посмотрел на часы: начало второго. Сон окончательно выветрился, появилась возникнувшая неизвестно откуда боль в висках, и неистовое сердцебиение. Принял таблетки, – сердечные и от головной боли, и лёг в постель. Уснул нескоро, когда забрезжил рассвет.

…Проснулся к полудню. В ожидании звонка я думал о физическом состоянии Лизы. Первым делом надобно выяснить, способна ли она без посторонней помощи двигаться, и лишь затем строить планы на будущее, и говорить о переезде с Ханной на Кюрасао. Предварительное ощущение благоприятное. Разговаривала она связно, не путалась в фактах – верный признак, что основные функции головного мозга не нарушены.

После шести позвонила Каролина, справилась о самочувствии и сообщила, что её новый клиент – пожилой литовец, страдающий сахарным диабетом, которому в госпитале ампутировали обе ноги. Диабетом он заболел на Луне, работая по контракту, а болезнь в запущенной форме диагностировали на Земле, когда уже были неэффективны обычные методы лечения, позволяющие избавиться от тяжкого недуга. Учитывая тяжесть заболевания, ему назначили круглосуточное обслуживание. Она с ним четыре дня в неделю по десять часов.

Новость я воспринял прохладно, – после разговора с Лизой трудно перестроиться, делать вид, что ничего не произошло, и изображать лирическое настроение. Каролина почувствовала холодок и с плохо скрываемой обидой съязвила.

– Я тебе уже не нужна?

– Нет, что ты! – запротестовал я, подыскивая оправдание. – Я разбит, лежу целый день в постели.

Каролина разволновалась.

– Ты заболел? Приехать к тебе сегодня вечером?

– Нет-нет, спасибо, – торопливо отказался от помощи, – это не так серьёзно. – И заботливым голосом пояснил. – Ты ведь тоже устала, нуждаешься в отдыхе.

– Хорошо, – поразмыслив, ответила Каролина, – отдыхай. У тебя есть время подумать над развлекательной программой на выходные.

– До субботы оставим вопрос открытым, – оставил я небольшую лазейку, не желая что-либо обещать. – Всё будет зависеть от самочувствия.

– Договорились, – недовольно буркнула Каролина, попрощалась и выключила телефон.

О чудесном воскрешении Лизы я благоразумно промолчал, интуитивно понимая, что Каролине необязательно знать о сопернице.

Как договорено, Лиза позвонила в четыре по нью-йоркскому. Я не решился обрушить на неё шквал вопросов, вертящихся на языке, и мягко спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше. А раньше совсем плоха была.

– Как ты оказалась у мамы?

– Врачи не знали, куда меня выписать – я была в таком состоянии, что нуждалась в круглосуточной помощи. Предложили «дом инвалидов». Я подумала и назвала телефон мамы. Зная наши прежние отношения, не особенно надеялась на успех. Но кроме неё, обратиться не к кому. Я счастлива и потрясена: забыв о прошлых конфликтах, мамы, не задумываясь, приехали в госпиталь и забрали меня. Сейчас учусь ходить заново.

– Как встретила тебя Ханна?

– Ой, она счастлива! В первые дни ни на шаг не отходила. Сегодня утром разбудила меня словами, что приготовила мне сюрприз.

– Какой же?

– Почистила банан, нарезала его мелкими ломтиками, залила молоком и на подносе принесла в постель. Сказала, что это мой завтрак. Она так повзрослела.

Я расплылся в гордой улыбке, представляя Ханну, приносящую Лизе в постель собственноручно приготовленный завтрак.

– Умничка, – похвалил я дочь.

– Если бы не она, я так быстро не пошла б на поправку. Мысль, что я ей нужна, заставила, превозмогая боль, делать физические упражнения и разрабатывать ногу. Она – моя палочка-выручалочка.

– Что говорят врачи? Каков прогноз?

– Предполагают, что при надлежащем уходе и выполнении всех предписанных процедур, смогу восстановиться месяца через три-четыре. Но есть другая проблема.

– Какая?

– Обвинительный приговор продолжает действовать. Официально я погибла при крушении «Аргонавта». По счастливой случайности, чьей-то халатности, или преднамеренно кто-то обо мне позаботился, но информация о фантастическом моём спасении не дошла до судебных органов. Иначе, управление тюрем спохватилось бы и ринулось выполнять приговор. Может, у меня есть неизвестный мне благодетель? – предположила она, то ли в шутку, то ли всерьёз. – Какой-нибудь важный приятель отца?

– Добрые рыцари не перевелись в сказках, но их априори нет в управлении тюрем.

– А приятель отца? Тот же Питер Робинсон.

– У тебя, видать, сегодня хорошо с чувством юмора, но я не идеалист. Поэтому, сменим пластинку. Ты гуляешь? Выходишь на улицу?

– Нет. Боюсь показываться на глаза соседям. Когда речь заходит о кругленькой сумме, доносчиков, мечтающих за вознаграждение исполнить гражданский долг, как всегда много. Сексоты передерутся за право доложить первым. Ты ведь знаешь, все гнусные дела делают добровольцы.

– Тридцать сребреников на улице не валяются.

– Конечно! Их надо ещё заработать! Зато как украшает звёздно-полосатого патриота викторианская ленточка полиции нравов, приколотая к лацкану пиджака