Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Да, — отвечал Карим. Девушка пожала плечами:

— Я с радостью изучу ислам. Ведь узнавать новое вовсе невредно, мой господин.

— А потом.., ты переменить веру?

— Я буду внимательно слушать, — серьезно ответила девушка. —И хорошенько разберусь в новом вероучении. Но то, что таится в глубине моегосердца, — только мое, господин мой. Те начатки христианства, что я впиталаребенком, — это ведь все, что осталось от меня прежней… И я не хочу изменятьэтому теперь, мой господин, и, думаю, не захочу никогда.

Карим понимающе кивнул…Теперь, когда он было решил, что емувсе о ней известно, эта непостижимая женщина снова поразила его. Каких высотдостигла бы она, будь калиф хотя бы лет на десять моложе! Сейчас же лучшее, начто она могла надеяться, — это родить ему дитя и стать таким образом почти чточленом семьи могущественного Абд-аль-Рахмана… Калиф к тому времени был ужеотцом семи сыновей и одиннадцати дочерей, что, в сравнении с выводками другихподобных ему владык, было более чем скромным достижением. Прочие великие князьяимели от двадцати пяти до шестидесяти отпрысков…

…Настала осень, и зарядили дожди. Они будут идти всю зиму,объяснил девушке Карим. В остальное же время года здесь стоит сушь, тогда ивозникает нужда в оросительных каналах, сообщающихся с рекой. Дожди принеслихолод, который тем не менее ни в какое сравнение не шел с пронизывающим ветроми морозом зимней Аллоа.

Через два месяца к Зейнаб впервые явилась гостья… ГоспожаАлима заранее предупредила сына, что посетит юную невольницу, но время онавыбирала тщательнейшим образом. Карим на некоторое время отбыл в горы в поискахплеменных лошадей, которых он должен был преподнести калифу Кордовы от имениДонала Рая. Ему необходимо было наблюдать за животными несколько месяцев, чтобыубедиться, что те вполне здоровы. Он не мог допустить, чтобы уже в конюшняхвладыки выяснилось, что кони страдают одышкой или каким-либо иным недугом…

Мать Карима прибыла в тех самых крытых носилках, которые всвое время предоставлены были в распоряжение Зейнаб и Омы. Мустафа поспешилнавстречу госпоже, чтобы почтительно приветствовать ее.

— Добро пожаловать, добрая госпожа! Какая досада, что вызаранее не предупредили о своем визите! Господина Карима нынче нет дома — он вотъезде, выбирает коней…

Алима грациозно вышла из крытых носилок. Ее волосы, когда-тосовсем светлые, с возрастом слегка потемнели. На голове у нее была изящнаядиадема, с которой ниспадала темно-синяя вуаль, шитая серебром. Ее утепленныйкафтан был из шелка того же цвета с серебряной вышивкой, со скромным округлымвырезом и длинными рукавами, у запястий отороченными мягким белым мехом. На нейбыли также алые шелковые панталоны, присобранные у щиколоток серебряными витымишнурками с золотыми бусинами. Вокруг стройной шеи посверкивала золотая цепочкас округлым медальоном, оправленным в золото и украшенным бриллиантами. Бриллиантовыеже серьги и несколько изысканных колец на изящных пальцах довершаливпечатление. На маленьких ножках красовались арабские туфли с золотым исеребряным шитьем.

— Я знаю, где мой сын, Мустафа. А приехала я, чтобы безпомех повидаться с Рабыней Страсти. Расскажи мне, какова эта девушка? — Синиеглаза Алимы сверкали любопытством. — Говори только правду!

— Она странная, госпожа. Не похожа ни на одну из своихпредшественниц — но мне она нравится. — Мустафа говорил неторопливо, взвешиваякаждое слово, И все же замялся…

— Странная? В чем же ее необычность, Мустафа? — Алимазаинтересовалась еще больше. Ведь Мустафа, в отличие от большинства евнухов,был предельно откровенен и честен. Такая расплывчатость формулировок была емунесвойственна. — Говори же!

— Она покорна, госпожа, но мне кажется, что она идет на этовполне сознательно… — выговорил наконец Мустафа. — Увольте, госпожа, я не умеюобъяснить…

— Она» не уронит престиж моего сына и Донала Рая в глазахвладыки? — спросила Алима, глядя очень пристально на евнуха.

— О нет, госпожа! Зейнаб очень воспитанна и умна! Думаю, этолучшая Рабыня Страсти, которая когда-либо выходила из этих стен! — воскликнулМустафа. — А ее красота… Словно само солнце!

— Что ж, прекрасно, — отвечала Алима. — Проводи же меня кэтому чуду, добрый мой Мустафа. Постой-ка, расскажи прежде, чем занимается онав отсутствие Карима?

— Она учится, госпожа.

— О, она такая прилежная ученица? А каковы ее успехи?

— Все учителя довольны ею — и даже имам Гарун, — отвечалМустафа, ведя Алиму по коридору, ведущему на женскую половину.

Зейнаб сидела подле бассейна с рыбками, держа на коленяхканун. Она задумчиво напевала. Алима жестом удалила евнуха и прислушалась. Девушкаодарена чистым и нежным голосом — это наверняка понравится калифу. И на канунеиграет она прелестно. Нет, голос ее не просто хорош — он удивителен… Вот такредкая удача! Ведь наложницы калифа должны быть не просто хороши собою иискусны на ложе страсти. Они должны обладать массой прочих достоинств. А этадевушка бесспорно обладает редчайшим даром, который поможет ей занять достойноеположение при дворе…

— Какую песню ты поешь? — спросила, наконец, Алима, выступаяиз своего убежища.

Девушка вздрогнула и чуть не уронила инструмент.

— Это песня моей родины. — Зейнаб почтительно встала исклонилась перед величавой и красивой женщиной. — В ней поется о красоте гор,озер и северного неба, госпожа. Я люблю порой петь на родном своем наречии — вгареме это наверняка будет величайшей редкостью и поможет мне, недостойной,обратить на себя внимание калифа. Это также поможет мне не позабыть роднойязык, а сохранить его в памяти я желаю всем сердцем…

— Я госпожа Алима, мать Карима-аль-Малики, — представиласьАлима девушке…О Аллах, как прекрасна эта чужеземка! Золотые косы, аквамариновыеочи, светлая прозрачная кожа… Она даже светлее дочерей Галатии!..

— Не выпьете ли со мною мятного чаю, госпожа? — вежливоспросила Зейнаб, предлагая высокой гостье присесть…Как же красива мать Карима!

— С радостью, дитя, — отвечала Алима. — И непременно сотменными медовыми пирожками с миндальной начинкой! Если они есть у тебя…

Глаза Зейнаб засияли:

— Наверняка есть, госпожа! Ома, иди сюда! Когда служанкаявилась на зов, Зейнаб отдала ей краткое и толковое распоряжение. Омапочтительно склонилась:

— Да, госпожа. Тотчас же все будет готово, — ответила она ипоспешила вон.

— У тебя есть собственная прислужница? — На Аллоа этакраткая сцена произвела сильное впечатление. Ах да. Карим же говорил, что этаневольница благородных кровей!