Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров

сентября, кончалось. Я видел, что даже при жесточайшей экономии на последние три или четыре дня у нас ничего не останется. За неделю или дней за десять до конца августа было решено выходить из тайги. Мы уже не так были отягощены большими запасами, но и остальное снаряжение оказалось увесисто, и нам надо было поднять его за одну ходку. А мы были на пределе сил. Даже сравнительно небольшая ноша до боли резала лямками натруженные плечи.

«Надо идти, пока еще есть возможность, пока еще двигаются ноги. Но едва мы тронулись в путь, как я почувствовал, что силы уже не те: котомка показалась мне вдвое тяжелее, чем вчера, через каждые полкилометра мы садились и отдыхали. Хотелось лежать и ничего не делать. Плохой признак» (В.К. Арсеньев).

Наш путь лежал до бараков на р. Мади. По проторенной нами тропе мы преодолели его за один переход, не останавливаясь у зверовой землянки. Ненадолго задержались на широком распадке, густо поросшем кустистой голубикой и от того расцвеченном в сплошной сине-голубой покров. Здесь мы набрали достаточно ягоды и на выходе из долины встретили нежданных пришельцев в лице командира отряда подполковника Ковезы в сопровождении офицера и солдата-носильщика Крысько. Крысько, не в пример нам, был обут в новые немецкие сапоги, подошвы которых были подбиты гвоздями с выступающими шляпками в виде тупых шипов. Подполковник Ковеза со спутниками намеревался после нас посетить еще и работавшего восточнее топографа Гусева. Мы отговаривали его от этой затеи. Измученные блужданиями, мы не верили в благополучный исход путешествия. Мы исходили из своего опыта. Теперь же я думаю, что опытный топограф, каким, несомненно, был подполковник Ковеза, мог проделать этот путь без чрезмерных усилий. Всего-то 50 или 60 километров, пусть и по тайге. Лишь бы не блудить.

Вместе с возвращенными путешественниками мы благополучно достигли бараков, где и заночевали в домике, который я называю комендантским. На ужин мы предложили подполковнику и его спутникам по миске киселя из овсянки с голубикой, заправленного имевшимся еще у нас комбижиром. Он удивился: «Кисель же едят из стакана, ну из кружки». А потом согласился: «Да, такой кисель действительно нужно есть из миски». На другой день, распрощавшись с нежданными гостями, мы стали готовиться к выходу из тайги. Измученные ношами котомок на лямках, мы задумали изготовить лодку чтобы на ней сплавиться вниз по реке. Лодчонка у нас получилась маловатой и двух гребцов с некоторым грузом не держала, а один не мог управиться с ней на порогах ни в коем случае. Кто-то предложил приспособить под лодку более объемистое корыто, в котором замешивался хлеб в местной пекарне. Но эта «лодка» оказалась тяжелой, неповоротливой, на порогах почти неуправляемой. На первом же пороге ее развернуло боком и садануло под упавшее и наполовину перегородившее поток дерево. Нам пришлось с трудом выуживать затонувшие и застрявшие в ветвях вещи.

С приключениями, но мы добрались до Сплавного, одиночного барака на р. Мади. При бараке был небольшой огород с картошкой, и мы употребили ее вдоволь до перенасыщения в компенсацию за многие дни недоедания.

«Эх, картошка — объеденье-денье-денье, Пионеров идеал-ал-ал!»

На последующем участке нашего пути мы должны были форсировать реку, перейти на другую ее сторону. В этом я не видел никакой проблемы. Свалим у берега дерево через реку и по нему перейдем. Но у переправы дорогу перегородил широкий быстрый поток вздувшейся от дождей реки. И тут, как по мановению волшебной палочки, из-за поворота выплывает челнок знакомого удэгейца. Трое в лодке, и теперь без курицы. Интересная семейка: все трое хромые на правую ногу. Может быть, от постоянного толкания челна шестом? Мы закричали, и туземец весело перевез нас по одному на другую сторону. Дальнейший путь — дело привычное.

В поселке комендант выделил нам просторное помещение в каком-то бараке, видимо, общественного назначения. Там была кухонная плита, и мы хорошо устроились. На новом месте начальник сразу же усадил меня за свои вычисления. Это было не обременительно, но тут случилось так, что я неожиданно почувствовал недомогание. К вечеру у меня отяжелела и разболелась голова. Вероятно, повысилась температура — термометра не было. Я прекратил расчеты и сказал, что сейчас продолжать не могу. Начальник потребовал: «Вычисляй!» Но тут уже коса на камень. «Ай не видишь, простофиля? Уморился я!» И я лег спать, к этому и время шло. На другой день начальник мне объявляет две недели без увольнения: по Уставу большего наказания мне он дать не может. Ладно! Дополнительно он приказывает мне вымыть полы в нашем помещении. Но на это у капрала есть в распоряжении пять солдат, и такой приказ разве что может рассорить меня с ними. Ребята все понимают и даже с энтузиазмом берутся за дело: «Да товарищ сержант! Мы сейчас!» Нашел кого с кем ссорить. Мы были едины и в службе, и в преодолении трудностей, а он все равно не свой, начальник, да и авторитет в наших глазах потерявший. Вот тогда я и вспомнил, что высовываться с личной инициативой предосудительно и наказуемо.

За вычисления он сажает Васю Лялюхина. С 7-классным образованием манипулировать с цифирью он был способен, но принципа работы с логарифмами не мог знать. К этому времени все вычисления по измерениям горизонтальных углов я уже сделал. Оставались вычисления по углам вертикальным. Я удивлялся, почему он не сделает эту работу сам? Должно же быть интересно прикинуть, что у него получается по его схеме и аэрофотоснимкам. Не знаю, что насчитал Вася нашему топографу, но уверен, что там не обошлось без ошибок и даже несуразностей. Позднее, будучи писарем секретной части штаба, я знал, что трапецию Лябина доводили до ума всем отрядом. Старший инженер штаба, он же зам. начштаба, майор Мазин характеризовал эту работу — фук-грамметрия. Так он перефразировал термин фотограмметрия — определение форм и относительных высот различных проявлений рельефа по аэрофотоснимкам. Тогда в отряд был прислан новенький высокоточный немецкий прибор фотограмметр (Иена) в виде столика с девятью одинаковыми проекторами над ним на специальной штанге, но пользоваться им еще не умели, его надо было освоить.

Вскоре мы с Володей были посланы в Найхин за продуктами, которые хранились там на складе рыбозавода. Володя должен был остаться в Найхине охранять находившиеся там в сохранности продукты, а я — доставить необходимый запас в команду. По дороге Володя со смущением сообщил мне,