Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров

жизни. Наш удэгеец с женой и сыном лет 13-ти тоже путешествовал по Анюю на своем долбленом челне-бате и попутно доставил их к Черемнову. На носу челна прикрытое брезентиком хозяйство: котелок, небольшой запас крупы, другая мелочь и привязанная за ногу курица. Часов около 12-ти хозяин останавливается на обед, для чего ловит рыбу. Малый сейчас же выдирает у нее и съедает глаза. Жена счищает у рыбы чешую и режет ее непотрошеную на лопасти весла как лапшу. Полученное крошево, слегка присолив, едоки отправляют горстями себе в рот сырьем.

Из похода ребята принесли печеного хлеба, который выменяли на муку в поселковой пекарне. Хлебный паек нам был выдан не только сухарями, но частично и мукой. Наш умелец Чумаченко тоже вознамерился испечь хлеб. Из камней он сложил печурку с низким сводом, из консервных банок склепал формочки, вместо дрожжей сделал закваску из сухарей. Как ни странно, но хлеб у него получился вполне съедобный. По заведенному порядку мы кашеварили по очереди, чтобы никому не было обидно. Чумаченко всегда похвалялся своим умением готовить. Он упорно утверждал, что его варево неизмеримо лучше нашего, и в этом деле все мы против него неумелая мелкота. Над ним часто шутили, пересмеивались, не придавая этому никакого серьезного значения. Однажды Володя Кривов, первым отведав его кушанье, заметил:

— Ты зачем щи пересолил?

— Ни, це я не пересолив, а тильки два раза посолив.

Чумаченко хотел доказать свое умение посолить кушанье сразу на глазок, не пробуя, но в этот раз по забывчивости сыпанул соли второй раз. Володя добивался истины

— Все равно пересолил! Ты хоть сто раз соли, да не пересаливай. Сознайся! Пересолил!

— Ни! Я тильки два раза посолив.

Спор мог продолжаться до бесконечности и нередко вновь возникал уже после нашего прибытия на зимние квартиры.

Между прочим, наши посланцы с донесением в штаб принесли радиограмму с распоряжением экономить продукты за счет добавки в рацион дикоросов (плодов таежных растений). Дикоросы были. Первой проявилась красная смородина, в изобилии росшая по берегам ручьев и речек. В августе стали созревать и другие «дикоросы». Плоды актинидии (лиана, по местному кишмиш) были сладки до приторности, и мы не решались по многу съедать их. Были съедобны и плоды жимолости. Поедание черного винограда, гроздями висящего на вьющейся по деревьям лозе, останавливало только нарастающая кислота во рту. Ели мы и лимонник, тоже растущий красными кистями на лианах. Он действительно напоминает вкусом лимон, но слишком кислый, и его много не съешь. Но все это, как говорил чеховский персонаж из рассказа «Сирена», еда не существенная, ею не насытишься. Более практичное применение мы нашли голубике. Она покрывала некоторые распадки и долины между сопок сплошным голубым ковром. Чумаченко придумал некую мельничку, на которой мы размалывали овсянку и из муки с голубикой готовили вкусный кисель.

Охота на зверя в тайге только со стороны кажется легким делом. На это требуется время и опыт. Ни того, ни другого у нас не было. Иногда мы спугивали какого-то зверя вроде лося, но за густым подлеском его не видели. «Кто не бывал в тайге Уссурийского края, тот не может себе представить, какая это чаща, какие это заросли. Буквально в нескольких шагах ничего нельзя увидеть. В четырех или шести метрах не раз случалось подымать с лежки зверя, и только шум и треск сучьев указывал направление, в котором уходило животное» (В.К. Арсеньев. По Уссурийскому краю). Посланный вниз к ручью за водой Володя Кривов встретил внезапно вставшего перед ним огромного лося: «Я испугался, думал, он меня забодает». Ведь сам-то он был без винтовки.

Один раз мы с Володькой гонялись за кем-то, где на подъеме по склону сопки растительность была не столь густой, с небольшими проплешинами. Зверь только мелькал в просветах между кустов. Нам командуют: «Туда побежал! Сюда побежал! Заходи! Окружай!» Черт ли его окружит, мелькнет — и нет его. Потом спорили, что это было. Кто говорит кабан, а кто — коза, олень, а то и вовсе медведь. Один только раз мне выпал великолепный шанс добыть зверя, и я позорно его прошляпил. Выходим на просторную поляну. Ребята говорят: «Место хорошее. Тут может что-нибудь нам попадется. Сержант, ты хорошо стреляешь, иди вперед». И суют мне в руки эту самую японскую винтовку, а сами отстают. Иду один, метрах в тридцати от меня с лежки вскакивает крупный изюбрь-рогач и бежит по чистому пространству, весь на виду. На мне мешок сухарей. Груз явно за 40 кг, взят из расчета убывания в пути. А у нас только второй день от выхода с базы. Руки в плечах перетянули лямки. Поднимаю винтовку а руки не подымаются. Стреляю — мимо. Злюсь. Сейчас я тебя, вторым! Передергиваю затвор, прицеливаюсь, жму на курок — выстрела нет. Впопыхах я не до конца отвел затвор назад, курок не зашел за шептало, и патрон не дослан в патронник. Вот она, непривычная винтовка! Подвело и непривычное прицельное приспособление. Вместо прорези на гребне прицельной планки у нашей винтовки, в которую ловится мушка, у этой узкое диоптрийное отверстие. С нашей винтовкой можно поймать дичь в прицел навскидку, а с этой? Узреть сначала дырочку и в нее ловить мушку? Навскидку не получится. Передергиваю затвор вновь, а изюбрь скрылся за куртиной кустов. Первый ко мне подбегает не обремененный ношей лейтенант. Отдаю ему винтовку — заряжена. Он обегает кусты с другой стороны и, стоя, начинает целиться в стоячего изюбря. Васька Лялюхин, набегая, кричит: «От дерева, товарищ лейтенант, от дерева!» Тот не внимает и продолжает целиться, по-моему, не меньше минуты, если не больше. Наконец стреляет. Треск сучьев в чаще от убегающего зверя. Обыскиваем местность, никаких признаков попадания. Ребята сокрушаются только по поводу моего промаха. В таких мелких попадал без промаха, а тут?! Подвела моя горячность. Надо было скинуть сидор, распрямить руки и стрелять с упора с этого самого мешка. Изюбрь еще бежал рысью, и времени хватало и спокойно прицелиться, и выстрелить.

К концу срока наших блужданий в тайге мы сильно отощали и заметно ослабели. Теперь мы могли сходу преодолеть только один перевал, а не два-три, как прежде. Иногда мы делали передышку при восхождении на седловину и при спуске у подножья. Между тем и продовольствие, выданное нам на срок до 1