Слониха-пациентка - Дэвид Тейлор

одна птица приниматься на госпитализацию больше не будет. Для лечения будут использоваться методы, при которых птицу привозят ежедневно или еженедельно, смотря по надобности. Чтобы приостановить убыль лекарств из без того скудной аптеки зоопарка, я буду выписывать рецепты на те средства, которых там нет. Владельцы птиц, конечно, будут недовольны, но поделать ничего не смогут. В конце концов, в Аль-Аине полно аптекарей, на полках у которых масса новейшей фармацевтической продукции.

Хабаиш, владелец пропавшего сокола, — низенький человечек с синими челюстями, усиками, как у Гитлера, одетый в серую «диш-даша», — прибыл в офис, как я и ожидал, во второй половине дня. В это время Крис уже благополучно летел рейсом «Сингапур эрлайнз» на Дальний Восток, а я сидел на его месте в кабинете, готовый отразить первую атаку. Бедуин, как и следовало ожидать, вошел в кабинет без приглашения, в сопровождении двоих угрюмых молодых соплеменников; они расхаживали по офису, трогали и осматривали инструменты, открывали книги и, наконец, вошли в аптеку, с любопытством глядя на полки с колбами и пузырьками и на арсенал духовых трубок и ружей, стреляющих наркотическими зарядами. Хабаиш отрывисто сказал мне «салам» и сел в кресло перед моим письменным столом.

— Где доктор? — спросил он.

— Я доктор.

— Нет. Где доктор Крис?

— Уехал.

— Куда?

— Из страны.

— Когда вернется?

— Думаю, что никогда. Чем могу служить? — Я сделал постное лицо, стремясь произвести впечатление, что очень сожалею об отъезде Криса.

Бедуин нахмурился:

— Стало быть, вы новый доктор?

— Да, — сказал я.

Бедуин, не говоря больше ни слова, встал, позвал друзей, и все вышли вон.

Впоследствии бедуин еще не раз заявлялся, чтобы удостовериться, что Крис и в самом деле уехал. И каждый раз я встречал его вопросом, чем могу служить. Хабаиш уже не спрашивал о пропавшем соколе и наведывался все реже, а вскоре и вовсе перестал приезжать, и больше никто его не видел.

Работая в зоопарке Аль-Аин, скучать не приходилось. Помимо медико-хирургической работы меня занимали интриги византийской политики — этого чисто мужского микрокосмоса. Однажды я привез несколько окаменелостей, которые нашел в ходе своей поездки в горы на закате дня, и показал группе смотрителей, собравшихся у ворот зоопарка в ожидании автобуса, который развезет их по домам. Это были раковины различных моллюсков в глыбе песчаника.

— Поглядите на этих улиток, им не одна сотня миллионов лет! — воскликнул я.

Смотрители повертели глыбы в руках.

— Похоже на раковины устриц, которые я видел на пляже в Гоа, — сказал один индиец.

— Где вы их нашли, доктор? В ручье Дубая?

— Нет. На вершине горы Джебел.

— На вершине горы?! — недоверчиво сказал иранец. — Но там же нет воды!

Я как идиот начал говорить напрямую:

— Теперь нет. Но миллионы лет назад была. Тогда и вся эта пустыня была дном океана, и такие животные, как вот эти, представляли собою самую развитую форму жизни на планете.

Группа смотрителей молча взирала на окаменелости. Наконец индиец сказал:

— Вы все врете, доктор. Такого не может быть.

— Но так развивались события. Про эволюцию слыхали что-нибудь?

— А то как же. Слыхал я это слово, — сказал пуштун с афганской границы. — Все ложь, сплошная ложь. Не смейте издеваться над Священным Кораном. Аллах создал вещи такими, как они есть. Эволюция — это ложь, придуманная безбожниками.

— Да, это так, доктор, — крикнул другой афганец. — Морские существа были созданы в море. Сказать, что они развились путем эволюции на вершине горы, — это ложь, ересь! Это надувательство!

Я сунул окаменелость обратно в сумку, коря себя за то, что подзабыл антидарвинистское учение ислама. На следующий день ко мне пожаловал строгий бородатый имам из религиозной полиции. Он отчихвостил меня на чем свет стоит и предупредил насчет проповедничества антиисламских ересей среди добрых мусульман.

— Шейхи богобоязненные люди. Они являют своим примером верность Священному Корану и ратуют за то, чтобы в нашем исламском государстве народ не попал в когти сатаны! Помни, доктор, шейхи не простят безбожных разговоров.

Я все очень хорошо помнил. Когда мне нужно было поставить ампулы с противооспенной вакциной для прививки соколов в холодильники шейховских дворцов, мне было трудно найти место среди полчищ бутылок водки и солодового виски. Я помню кипы из сотен квитанций, которые мне показывал мой друг — управляющий одним имением шейха (я работал там с частной коллекцией антилоп), о наличной оплате проституток, ввозимых из Англии, Германии и Австрии на двухнедельный срок, с гонораром по двенадцать тысяч фунтов каждой. Я помнил и — поклялся, что зарубил себе на носу все, что услышал от имама.

— Добро, — ответил тот. — Да хранит вас Бог, доктор. — И с этими словами он встал и вышел.

Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые предлагали бешеные деньги за средства, повышающие мужские возможности. «Ведь вы наверняка даете вашим тиграм и гориллам лекарства для укрепления их потенции, — объясняли они. — Мы пробовали мясо акулы — лучшее местное средство от импотенции, — но все напрасно». Другие просили допинг для верблюдов, собираясь участвовать в дубайских скачках. «Есть у вас что-нибудь, доктор, чтобы мой белый верблюд выиграл приз? — спрашивал один пожилой бедуин. — Это здесь не запрещено, все так делают. Когда я был мальчишкой, мы вставляли верблюду в задницу коноплю. Вот было здорово! Но теперь полиция охотится за торговцами коноплей. Пробовали напоить верблюда крепким черным кофе перед соревнованиями, но это мало помогло. Говорят, у вас есть великолепное лекарство для диких животных, быстроногих ориксов и газелей. Дайте мне — чтобы и мой белый верблюд летел как нафхат, порыв бури в Аравийской пустыне!»

Был и такой случай — стражи ворот, оманцы, подняли шум на религиозной почве из-за того, что к Крису Ферли пожаловала его невеста Карен, и потребовали, чтобы мы обходили их стороной и шли не через главные ворота, а через малоизвестную боковую калитку. Когда же Криса сменил Джон Льюис, его невеста Линден, наученная чужим горьким опытом, представилась стражам ворот венчанной женой. Что ж, никаких проблем. Получив год спустя из Англии радостную весть о женитьбе Джона и Линден, я мигом распространил ее по зоопарку. О, какой же конфуз был тогда написан на широченных лицах стражей ворот!

Были еще инженер-египтянин и шофер-суданец, которые иногда стучались по утрам к нам в бунгало, выпрашивая баночку пива; получив желаемое, они залпом выпивали напиток. Помню шейхов, которые, разъезжая на своих авто по дорожкам зоопарка, швыряли в лицо смотрителям скомканные бумажки по сто дирхамов (двадцать фунтов). Помню смотрителей, главным образом афганцев и пакистанцев, которые приходили ко мне перевязывать раны, полученные в результате поножовщины.