Симметрия желаний - Эшколь Нево

Каждый вторник в десять вечера они обливались потом на корте номер два университетского спортивного центра, вбивая в стены маленький черный мяч; носились по корту, скрипя подошвами кроссовок, ловили ракетками мяч, прежде чем он подскочит дважды, толкались и пихались – случайно или намеренно.

Затем они садились на скамью трибуны, пили воду (Офир) или какао из автомата (Амихай), смотрели на студенток, возвращающихся с занятий аэробикой, и спорили, которая из них самая секси.

Они спорили, что лучше – снять квартиру или купить.

Спорили, вреден бег по асфальту для ступней ног или нет.

Спорили, как звали мальчика, которого когда-то похитили ультраортодоксы, – Йоселе Шумахер или Йоселе Цурбахер.

Амихай и Офир затевали спор по любому поводу. Если в разгар дискуссии вдруг возникала вероятность того, что они сойдутся во мнениях, один из двоих неизменно переходил на более радикальную точку зрения, лишь бы поддержать накал борьбы. Когда мы только познакомились, я думал, что рано или поздно бесконечные споры разрушат их дружбу, но с годами понял, что их дружба как раз и держится на этих спорах; когда умерла Илана, Амихай попросил брата первым позвонить Офиру, что говорило о многом, потому что решение, кому первому сообщить о счастливом или горестном событии, мы принимаем сердцем, а не умом. Мы инстинктивно выбираем того, кто нам ближе других, и, судя по всему, именно так Амихай воспринимал Офира, возможно, благодаря еженедельному сквошу, когда оба толкались и пихались, превращая накопившееся между ними напряжение в очки, в выигрыш, в чувство глубокого удовлетворения, какое дает победа над человеком, обладающим поразительным свойством заставлять тебя шевелиться.

Вторничный сквош пережил все – даже трансформацию Офира, который по возвращении из Индии заявил, что больше не будет играть на очки, потому что соперничество – источник всех грехов; даже депрессию Амихая, который специально проигрывал, чтобы наказать себя за смерть Иланы.

И вот пустяковый спор из-за отдела по защите прав врачей разрушил ритуал, который, как мы полагали, будет повторяться вечно.

Без сквоша Офиру с Амихаем стало негде выплескивать накопившуюся злость. От встречи к встрече тональность их споров делалась все категоричней и все больше напоминала прежнюю, ту, в какой они имели обыкновение разговаривать до того, как Офир переоделся в индийские шаровары.

В конце концов они докатились до низшей формы ведения любой дискуссии и перешли на личности.

– Это твоя вечная проблема, – заявил Амихай. – Ты всегда делишь мир на черное и белое.

– Да нет, это у тебя вечная проблема! – возразил Офир. – Ты постоянно вносишь в свои планы явно неосуществимый пункт, а потом удивляешься, что у тебя ничего не вышло.

Я слушал их с грустью. Я понимал, что, если и дальше так пойдет, наша ассоциация скончается еще до своего рождения. И тогда уже ничто не спасет Амихая от падения в бездну.

Я понятия не имел, что делать. Обычно эти стычки прекращал Черчилль – он успокаивал противников, иногда прибегая к крепким выражениям, и Офир с Амихаем расходились по разным углам ринга – до следующего раунда. Но теперь Черчилль был слишком занят, чтобы помешать им скользить вниз по склону гнева и обиды.

– У меня идея, – сказал я после того, как в результате очередного ожесточенного спора об отделе по защите прав врачей Амихай ушел на балкон собирать пазл с «Титаником», а Офир сунул свои бумаги в сумку и пригрозил, что сейчас уйдет.

Оба посмотрели на меня без особого энтузиазма.

– А что, если… – потянул я, мучительно соображая, что бы такое им предложить. – А что, если вместо… вместо отдела по защите прав врачей мы создадим… э-э… соответствующий подотдел?

– В смысле? – спросили они хором.

Моя мысль была настолько туманной, что мне пришлось ее переформулировать, изложив в более привлекательном виде:

– В смысле… Кроме трех основных отделов мы создадим еще один, вспомогательный, и он будет защищать права врачей.

Офир поставил свою сумку на пол. Амихай вернулся с балкона в гостиную, но не сел, а остался стоять.

– Думаю, на данный момент меня это устроит, – буркнул Офир, не отрывая взгляда от сумки.

– Не сказал бы, что это идеальное решение проблемы… – с сомнением произнес Амихай.

– Пусть это пока будет чем-то вроде декларации о намерениях, – не отступал я. – Все наверняка изменится, когда ассоциация начнет действовать.

– Ну, если так, ладно, – согласился Амихай.

* * *

После того как мы убрали из повестки этот опасный пункт, пришло время сосредоточиться на презентации. Одновременно мы дали Яаре зеленый свет: пусть начинает организовывать встречи с потенциальными спонсорами.

По ее совету мы сразу ограничили круг поисков людьми, которых лично затронуло наше дело: тех, кто недавно потерял умершего от болезни родственника или сам пострадал в результате нарушения своих прав или халатности врачей. Было не так легко найти среди богатых жителей Майами тех, кто отвечал этим критериям. Большинство из них пользовались услугами личных врачей, которые успешно продлевали их жизнь и жизнь их родных и близких. Дополнительную трудность создал Амихай, потребовав, чтобы потенциальный спонсор хотя бы раз в год приезжал в Израиль, потому что сам он при всем своем желании не сможет презентовать ассоциацию за границей, бросив дома детей.

В конце концов Яара с помощью отца уже к Песаху составила нам график встреч на ближайший месяц.

Она продиктовала мне по телефону названия отелей и точные даты, а потом добавила:

– Не особенно на них рассчитывайте. Эти люди стали миллионерами не потому, что сорили деньгами направо и налево.

– Все равно, – сказал я, – спасибо тебе. Ты молодец, все организовала.

– Мне кажется, что вы… Вы все правильно делаете. Вы помогаете Амихаю. Хорошо, что он занят делом.

– Честно говоря, – признался я, – это довольно увлекательное дело. Мы же с выпускного концерта в школе ничего вместе не делали, только футбол смотрели. А эта затея… Она нас объединила. Посмотрела бы ты на Офира. Он счастлив, что мы собираемся, спорим, что-то изобретаем… Сразу видно, что ему этого не хватало. Жалко только, что Черчилль…

– Мне тоже жалко.

– Долго еще будет тянуться этот его процесс? – поинтересовался я. – Вроде бы пора уже ему закончиться?

– Шутишь? Это только в мыльных операх судебные процессы умещаются в одну серию. В реальной жизни все совсем не так. Хотя мне все равно не нравится, что он вам не помогает. Я ему уже говорила, что эти его рассуждения про «нормальную страну» – полная чушь.

– А он что?

– Не уверена, что он меня услышал. Он только и думает что об этом процессе. Каждый