Завтрак с полонием - Наталья Александрова

Он соглашался на все, лишь бы выбраться из этогосверкающего, яркого ада, в котором для него и таких, как он, нет места…

К счастью, конференция скоро закончилась, и Андрейотправился в аэропорт. Володя приехал проводить его и на прощание, выразительновзглянув, проговорил:

— Я на тебя очень рассчитываю!

Андрей кивнул и пошел на паспортный контроль.

Вернувшись к себе в «Иркутск-18», он испытал двойственноечувство.

С одной стороны, по сравнению с ослепительной европейской идаже московской жизнью здесь ему все показалось еще более мрачным, унылым ибедным, чем прежде.

Зато с другой стороны, все здесь было надежным, устойчивым,привычным и безопасным. Здесь он мог не ждать ужасных неожиданностей, которыеподстерегали его в Праге за каждым поворотом.

Скоро он втянулся в прежнюю монотонную жизнь, и поездка наконференцию стала казаться ему сном. Все эти стрип-бары и казино, этиэлегантные негры и бандиты с черными усиками — все это не имело к нему никакогоотношения. Как и немыслимая по здешним меркам сумма долга.

Андрей успокоился и принялся жить своими прежними заботами ипереживаниями. Снова шустрый сотрудник четвертой лаборатории выхватил у негоиз-под самого носа грант, снова начальство не давало денег на модернизациюэкспериментальной установки…

Так прошло две недели.

Андрей сидел дома, грыз сушку и обдумывал схему очередногоэксперимента, когда вдруг тревожно зазвонил телефон.

Андрей взволновался: звонили ему домой очень редко, а еслизвонили — это обычно значило, что случилась какая-то неприятность, например, влаборатории стряслось какое-то ЧП.

Он схватил трубку и произнес:

— Что случилось?

— Пока ничего, — ответил смутно знакомый голос. —Но время идет, а от тебя ни слуху ни духу.

— Это ты? — Андрей узнал голос бывшего одноклассника, исердце его упало.

Перед его глазами как в калейдоскопе замелькали яркиекартинки: вульгарная девица с лифчиком в руке, вращающееся колесо рулетки,мерзкие усики и волчий оскал Пабло — все то, что он уже привык считатькошмарным сном.

— А ты ждал звонка от кого-то другого? — В голосеВолоди прозвучала насмешка. — Ну, извини, старик, если я тебя разочаровал!Но, если честно, ты меня тоже немного разочаровываешь. У меня складываетсявпечатление, что ты забыл о нашей договоренности.

— О какой договоренности? О чем ты говоришь? Ты непонимаешь, чего просишь от меня!

— Нет, старик, это ты не понимаешь. Я поручился за тебя,гарантировал возврат долга — а такими вещами не шутят.

«Ты сам виноват, — хотел сказать Андрей. — Если быне встреча с тобой, ничего бы не случилось…»

Но эти слова застряли у него в глотке, он просто не смог ихпроизнести.

— Кстати, если ты думаешь, что теперь это только мояпроблема, то ты ошибаешься. У нашего смуглого знакомого большие связи… по обестороны Уральского хребта. Так что лучше не пытайся шутить с ним. Лучше непытайся.

— По телефону… разве можно говорить об этом потелефону? — слабо сопротивлялся Андрей.

— О чем? — Слышно было, как Володя на другом концепровода усмехается. — Разве мы с тобой говорим о чем-то предосудительном?Да ни в коем случае! Просто два старых приятеля болтают о том о сем посленедавней встречи!

Володя повесил трубку, но Андрей еще долго сидел, тупо глядяперед собой. То, что он отбросил от себя, то, что считал кошмарным сном,вылезло наружу и стучалось в его дверь. Володя угрожал ему — спокойным,доброжелательным голосом, но угрожал.

И тут Андрей задумался, кто же он такой? И есть ли у егобывшего одноклассника возможность и вправду испортить ему жизнь? Или дажеотнять ее… Андрей со стыдом сообразил, что так и не успел расспросить Володю,чем же он занимается. Вид он имел совершенно западный, это было понятно дажетакому неопытному человеку, как Андрей Лагутин. Стало быть, работа его связанас частым пребыванием за границей. Деньги у него есть, и, видимо, большие, сталобыть, и возможности есть. Однако связи сомнительные: тот, с усиками — самыйнастоящий мафиози, просто как с экрана сошел! Однако угрожают-то ему не как вкино…

Впрочем, может быть, это пустые угрозы?

Здесь, в «Иркутске-18», Европа и все, что там происходит,казалось далеким и нереальным, как потусторонняя жизнь.

На следующее утро Андрей подходил к проходной, когданавстречу ему попался странный человек в коротком черном пальто и надвинутой наглаза кепке.

— Мужик, где тут Инструментальная улица? — спросил он,ухватив Андрея за локоть.

— Инструментальная? Это далеко, это вам нужно натроллейбусе… — пробормотал тот бесцветным, вялым спросонья голосом ипопытался вырвать руку.

Однако незнакомец вцепился в нее как клещ.

— Привет тебе от Володи, — зашептал он прямо вухо. — Про должок напоминал. Велел сказать, что времени у тебя ровнонеделя. Сделаешь, что велено, я с тобой снова встречусь и передам ксиву ибилеты…

— Какую ксиву, какие билеты? — испуганно залопоталАндрей. — Вы меня с кем-то…

— Спасибо, мужик, спасибо! — радостно и громко произнеснезнакомец. — На троллейбусе, значит? Спасибо!

Он улыбнулся, сверкнув золотым зубом, и выпустил наконецзатекшую руку Андрея. Андрей припустил к проходной, но перед самой дверьюворовато оглянулся.

Человек в кепке стоял на углу, руки в карманы, и пристальносмотрел на Андрея. Перехватив его испуганный взгляд, он улыбнулся широко инагло, на всю улицу сверкнув зубом. Улыбка эта ясно показала Андрею, что никудаон не денется, сделает все, что велят.

«Ну, допустим, сделаю, — думал Андрей, поднимаясь начетвертый этаж лабораторного корпуса. — А почему, собственно, не сделать?Кому и чем я обязан? Меня обошли везде, где только можно. Мне недодали всехжитейских благ… собственно, у меня украли саму жизнь! И теперь, когда я попал втакой чудовищный переплет, разве кто-то помог мне? Разве кто-то протянул мнеруку помощи? Нет, в этой жизни каждый за себя, каждый умирает или выживает водиночку. И я имею полное право сделать что-то для спасения своей собственнойшкуры. Да еще и останется мне кое-что на хорошую жизнь».

Он остановился на площадке, пораженный своими мыслями.Неужели это он, Андрей Лагутин, талантливый юноша, способный человек,многообещающий ученый, как говорили про него когда-то, неужели он решился напреступление?

А что ему еще остается делать? Его все бросили и предали —жена, родители, наука. Уход жены он смог пережить, потому что, если честно,никогда ее сильно не любил. Родители — чужие люди, им никогда не понять другдруга. В юности отец требовал от него высоких результатов, прикрывался громкимисловами — хочу, дескать, чтобы ты, сын, стал порядочным человеком и неразочаровывал меня! Вот он стал порядочным человеком, и кому от этого хорошо?Теперь все громкие слова выветрились из лексикона отца, ему на старости летхочется вкусно есть и мягко спать, так отчего же было не отбросить лицемерие ине объяснить сыну в свое время, как правильно строить жизнь? И наука здесьсовершенно ни при чем.