Звездный билет - Василий Аксенов

– Нет, мы должны поговорить.

– О чем нам говорить?

– Разве не о чем? Разве мы с тобой чужие? Смотрит наменя совершенно кинематографически. Глазками работает, дурища. Я усмехаюсь ибасом произношу так страстно:

– Бери меня, срывай нейлоны, в груди моей страстей мильены.

Смотрит на меня и плачет. Дурацкое положение. Я не могууйти, она стоит в дверях. И не знаю, что мне делать. Обнять ее хочется. А вследующий момент хочется дать ей по шее.

– Если ты уйдешь…

– Что тогда?

– Мне будет очень плохо.

И вдруг бросается мне на шею. Целует. Бормочет:

– Люблю, люблю. Только тебя. Прости меня, Димка.

Ничего не соображая, я обнимаю ее и целую со всей своейзлостью, со всей ненавистью и презрением. Она оборачивается в моих руках ищелкает замком. Я ничего не соображаю…

***

На стене покачивается тень елочки. Галина голова лежит намоей руке.

Другой рукой я глажу ее волосы. Она плачет и бормочет:

– Но ты понимаешь, что это не просто так? Да не молчиты. Ты понимаешь, что сейчас это не просто так? Если ты будешь молчать, значит,ты подлец.

– Понимаю, – говорю я и снова молчу. Как она непонимает, что нужно именно молчать? Ведь все эти слова – блеф. Нет, онаэтого не понимает.

– Тебе нужно уходить, – говорит она, – скоропридут девочки из кино.

На крыльце она целует меня и говорит:

– Только ты мне нужен и больше никто. И ничто. Ты незнаешь, как мне трудно было сюда приехать! И сейчас эти бочки, килька… Но япривыкну, вот увидишь. Я не могла иначе поступить, когда поняла, что только тымой любимый.

Она стоит растрепанная, теплая, красавица, любимая… Девочка,предназначенная мне с самого детства.

***

Я ухожу по дорожке, не оборачиваясь, а когда сворачиваю,пускаюсь бегом. Бегу в кромешной темноте по дорожке и по лужам, спотыкаюсь иснова бегу мимо изгородей и слабых огоньков туда, где слышен грохот моря. Ветерна берегу страшный. Наверное, мы завтра не сможем выйти. Ветер пронизываетменя. Я хожу по песку и спотыкаюсь о камни. С грохотом идут в кромешной тьмебелые волны, бесконечные, белые, грохочущие цепи. Словно лед плывет из какой-точерной смертельной бездны. Эх, если бы к утру стало немного потише!

Эх, если бы завтра уйти к Синему острову! Я снова попался. Яснова попал в плен. И неожиданно я начинаю сочинять стихи:

Вот так настигает тебя врасплох

Случайный взгляд, нечаянный вздох.

Они преграды городят,

Они, как целый полк палят,

В тебя, и нет спасенья.

Попробуй снова в мир ребят,

В просторный мир простых ребят

Уйти из окруженья.

Хоть разорвись на части,

Ты окружен и…

Окружен и… И что же? «Счастлив» – просится рифма.Окружен и счастлив. Счастлив? Черт с ним, пускай это будет для рифмы. Счастливя?

Кажется, да. И так все дальше и пойдет, как было совсемнедавно: встречи в темноте и Галкин лепет, птичий разговор. Так все это ибудет, а нам еще нет восемнадцати. Поцелуи и эти мгновения, когда исчезаешь.Счастье такое, что даже страшно. Где мы будем здесь или в Москве? Илигде-нибудь еще? А потом снова появится какая-нибудь сложная личность, и сновавсе прахом.

Сейчас она драит пол и катает бочки. Засольщица – вотее должность. Димка с 88-го крутит любовь с Галкой-засольщицей. Меня этоустраивает, а ее? Она привыкнет. Ой ли? Нет уж, простите, я теперь стреляныйворобей, я больше не попадусь. Хватит с меня. Я человек современный.

Ночью я написал записку:

«Дорогая мисс! Благодарю вас за волшебный вечер, проведенныйв вашем обществе. Я согласен к вам иногда захаживать, если девочки будутвовремя уходить в кино. Далеко в море под рокот волн и ветра свист, как сказалпоэт, я буду иногда наряду с другими вспоминать и вас. Примите заверения всовершеннейшем к вам почтении. Д. Д.»

К утру стало немного потише. Волнение было пять баллов.Прогноз на неделю хороший. Мы вышли на пять дней в экспедиционный лов к Синемуострову.

За час до ухода я опустил записку в почтовый ящик на дверяхГалиного общежития.

Я хотел штормика – вот он! Мы попали к черту в зубы.Это случилось на третий день. Два дня мы болтались в десяти милях ксеверо-западу от Синего острова. Секла ледяная крупа, мы были мокрыми допоследней нитки, но лов шел хорошо – трал распирало от рыбы. И вот натретий день мы попали к черту в зубы.

***

Чудовищный грохот. Нас поднимает в небо. Море тянет насвверх, видно, для того, чтобы вытряхнуть из сейнера наш улов и нас вместе с ним.А может, для того, чтобы вышвырнуть вон с этой планеты? Я не могу больше быть вкубрике. Здесь чувствуешь себя, как в чемодане, который без конца швыряютпьяные грузчики. Лезу вверх и высовываюсь по грудь. Мы где-то очень высоко.

Серое небо близко, а растрепанные, как ведьмы, тучи несутсясовсем рядом.

Куда они мчатся? Не знаю, как старых моряков, но меня штормпоражает своей бессмысленностью. По палубе бегают два пустых ящика. Мелькают застеклом рубки лица Игоря и Ильвара. Игорь грозит мне кулаком и показывает вниз.Ох!

Мы падаем вниз. Падаем-падаем-падаем… Что с нами хотятсделать? Шмякнуть о дно? Я вижу, как серо-зеленая стена вырастает над нами,качаясь. Скорее закрыть люк! Вниз! Не успеваю. Нас накрывает. Вода мощнымштопором ввинчивается в люк, и я оказываюсь внутри этого штопора. Считаюступеньки, бьюсь головой о переборки. Неужели все? Нет, надо мной сновабезумные тучи.

В кубрике матерится по моему адресу Стебельков. Напустилводы, уникум. Я лезу вверх. Ящиков на палубе как не было. Выскакиваю на палубу,захлопываю люк и бегу в рубку. Дело двух секунд. На секунду больше, и я бы ужебыл там, в этих пенных водоворотах. Нас снова накрыло. Потом потащило вверх.

– Ты что, чокнулся? – орет Игорь. – Зачемсюда пришел?

– Так просто.

– Идиот!

Игорь держит штурвал. Глаза у него блестят, фуражка съехалана затылок.