Второе пришествие кумранского учителя. Поцелуй Большого Змея - Яков Шехтер

– Иди, Шуа. Не отвечай ничего. Просто иди и думай. И пусть Свет, который сияет над твоей головой, поможет тебе понять.

– Что понять, учитель Малих?

Он улыбнулся.

– Есть слова, которые не произносят. Или их понимают самостоятельно, или…

Он сделал длинную паузу.

– Или никогда не понимают. Но к тебе-то это не относится. Иди, иди Шуа.

Урок закончился раньше обычного, и поэтому Шали еще не пришел. Я не стал его дожидаться, а быстрым шагом двинулся по коридору. Пройдя около половины расстояния до моей комнаты, я достал из-за пазухи шарик и движением ладони зажег его. В то мгновение, когда зеленый огонек вспыхнул над моей головой, мне показалось, будто сзади доносится звук осторожных шагов. Я мгновенно обернулся и успел заметить черную тень, мелькнувшую за изгибом коридора. Не раздумывая, я бросился вдогонку, но за изгибом, разумеется, уже никого уже не было. Возможно, мне все это просто почудилось, когда глаза переходили от другого зрения к обыкновенному, а возможно, преследователь, казалось, оставивший меня в покое, снова взялся за дело.

В комнате меня встретил Кифа. Он заметно осунулся за прошедшие сутки, его глаза лихорадочно блестели. Теплая волна сострадания мягко накатила на меня из-под ложечки. Я не ожидал от себя таких чувств. Всего одни сутки мы не видели друг друга, но их хватило, чтобы понять, насколько мне не хватает друга. Учителя в обители попадались на каждом шагу, однако между ними и мной всегда оставалось расстояние. Они – мудрые и познавшие, избранные ессеи, идущие по пути праведности и чистоты – пытались научить меня стать таким же, как они. Кифа тоже частенько впадал в нравоучительное настроение, но от него, помимо назидания, можно было услышать и простые слова сочувствия и дружбы. А мне, ох, как мне не хватало этих самых простых и самых нужных слов. Не сдержавшись, я обнял Кифу и несколько мгновений, прижавшись к его широкой и твердой, точно камень, груди слушал глухие толчки сердца моего товарища.

Кифа тоже не ожидал от меня такой сердечности, и поэтому, когда я, отстранившись, сел на свою кровать, его глаза сверкнули по-особенному. Нет, это были не слезы, а что-то предшествующее им, говорящее о смягчении духа и приподнятости чувств.

– Так где же ты был, Кифа? Шали говорил мне про паука, я толком не понял, о чем идет речь, а он не стал объяснять.

– Хо-хо! – улыбнулся Кифа. – Ты, наверное, не щадил его.

– Что ты имеешь в виду?

– Вопросы. Ты известный любитель задавать вопросы, а Шали не мастак на них отвечать. Ему по душе действия, движения, напор и натиск. А долгие и подробные объяснения вовсе не в его вкусе.

– Кифа, мы начали с паука, а ты переводишь разговор на Шали. Скажи прямо, что не хочешь рассказывать.

– Ну почему не хочу? – Кифа принял свою любимую позу, усевшись на кровати и опершись спиной о стену. – Ты ведь тоже на каком-то этапе окажешься под пауком, так что интерес у тебя вовсе не праздный. Правильный интерес. Так вот, слушай.

Что делает сын Тьмы, когда совершает проступок? Идет в Иерусалим, покупает животное или птицу и приносит ее в искупительную жертву. Учитель Праведности давно ввел для избранных иные правила искупления. Сегодня вместо тельцов мы возносим молитвы. Со стороны это может показаться куда более простым, не так ли?

– Не знаю, – сказал я. – За тельца можно заплатить деньги. А правильно прочитать молитву нужно уметь.

– Молодец! – обрадованно воскликнул Кифа. – Все правильно понимаешь. Казалось бы, чего проще, вместо того, чтобы потратить большие деньги на покупку быка или барана, встать перед стеной, пошептать тихонечко разные слова.

Но это лишь кажется, будто проще. Ведь слова нужно не просто шептать, а понимать их значение, и не просто понимать, а погружаться в самую глубину смысла, заложенного в каждом предложении нашими Наставниками, составившими молитвы. Годы и годы уходят у избранного, пока он научится концентрировать мысли и направлять их в нужную духовную сторону. Куда проще купить барана, отдать его священнику и больше ни о чем не заботиться. Правильная молитва – удел самых избранных. Она показывает, что ессей сумел освободиться от внешней формы служения и сосредоточиться на его внутренней сути.

– А причем здесь паук, Кифа?

– Паук проявляет степень погруженности в молитву. Животные и насекомые улавливают звериное начало в человеке. Если оно сильно, то собака рычит на этого зверя, а волк или лев – нападают. У праведников чистые мысли и души, поэтому они могут войти в клетку ко львам, и те не сделают им ничего дурного.

Так вот, для проверки умения сосредотачиваться ессея запирают на сутки в узком колодце. Маленькая такая пещерка, где с трудом можно лечь, скрючившись в три погибели. Еду не дают – суточный пост, чтобы не отвлекать мысли и не занимать тело. Ессей в этом колодце подобен ангелу – он не ест, не пьет, а только молится. И если его мысли достаточно чисты, то пауки, живущие в верхней части колодца, там, где он сужается до размеров небольшого кувшина, заплетают над головой испытуемого свою паутину.

– Ну и как? – спросил я Кифу. – Над тобой появилась паутина?

– Да, – гордо произнес он. – И еще какая. Вот такой толщины, – Кифа раздвинул большой и указательный пальцы.

– А почему она такая толстая получилась? – удивился я.

– Пауков же много, – объяснил Кифа. – И каждый вьет свою.

– Это значит, что твои мысли чисты, а молитва праведна?

– Ну-у-у, не совсем. Паутина выявляет только самую первую ступень продвижения. Если совсем нет паутины, тогда дела плохи. Каждого ученика несколько раз в год сажают под паука. И случалось, что после таких проверок неудачника выгоняли из обители.

– Почему же выгоняли? А если человек просто не способен быстро продвигаться? Возможно, ему требуется еще полгода, год.

– Шуа, Хирбе-Кумран не благотворительное заведение для отстающих. Тут выживают только способные.

Дверь с легким скрипом отъехала в сторону, и на пороге возник Шали.

– Вот так дела! – воскликнул он, не успев переступить порога. – Я бегаю по коридорам, ищу пропавшего ученика. А он преспокойно сидит в комнате и разговоры разговаривает!

– Мы беседуем об очень важных вещах, – веско произнес Кифа.

– Конечно, конечно, – Шали уселся на свою кровать и ехидно улыбнулся. – Небось обсуждаете толщину паутины. В-о-о-т такая получилась, – и сделал пальцами жест, точно повторивший Кифин. – Я его жду, жду, уже не знаю, что и думать, а он удрал с урока и даже не подумал известить товарища.

– Я не удрал. Меня Малих сам отпустил.

– Знаю, знаю, – улыбнулся Шали. – Он мне рассказал.

– Так вы встретились по дороге? – удивился я. – Зачем же тогда ты ждал меня в зале, а теперь ругаешься?

– Я его не встретил, – снова улыбнулся Шали, но на сей раз улыбкой превосходства. – Где его встретишь? Бегать за ним по коридорам можно до завтра. Я с ним связался.