Ночник - Денис Драгунский

Стою у стола, закусываю. Подходит какой-то незнакомый дядя.

То да се, вы откуда? «Из России». А здесь что делаете?

«В ЮЭсАйПи работаю».

И он вдруг говорит с гадкой улыбкой:

– You came here for free food?

То есть пришел поесть на халяву.

Я сухо отвечаю:

– Меня пригласил господин такой-то… – Называю фамилию важного человека. – Мы с ним давно знакомы. Он у меня не раз бывал в Москве.

Дядька сказал: «Оу, оу» – и стушевался.

Так все кончилось в реальности. Но всё это мне снится.

А дальше во сне – продолжение (чего на самом деле не было).

– Ну да, – говорит он. – Господин такой-то пригласил вас на фри-фуд.

– Вы что? – говорю я. – Зачем мне этот фри-фуд?

– Как зачем? – смеется он. – Вы сэкономили десять долларов. Вы же сегодня не пойдете на ланч?

– Послушайте, – говорю. – У меня очень хорошая стипендия. Мне оплачивают страховку. Я ничего не должен банку. Что мне эти десять долларов?

А он не может успокоиться:

– Десять долларов тут, десять долларов там, два-три семинара в неделю, и на каждом фри-фуд! К концу месяца сто долларов, к концу года – тысяча… Великое дело – фри-фуд!

Беру вилку, пробую целую пиццу – ура, она не разрезана! Подхватываю ее и с размаху надеваю на голову этому дяде. Начинкой вниз!

– Вот тебе фри-фуд!

Топленый сыр вперемешку с красным перцем и кусочками ветчины сползает по его серому пиджаку. Он протирает очки и говорит:

– Ваша ярость только лишний раз доказывает, что вы действительно пришли сюда ради бесплатной еды. You really came here for free food!

Во сне вспоминаю фамилию: Паустовский. Константин Паустовский.

Был такой хороший писатель. Очень популярный. Любимый.

А сейчас никто его не читает, не помнит.

А я помню. Вот, вспомнил его рассказ «Телеграмма».

И еще вспомнил фразу – не помню откуда. «Телеграмма пришла на рассвете». Шаблонно-старинное начало для чего угодно. Для детектива, для военной повести, для любовного романа.

Теперь, думаю я во сне, всё совсем не так. Где эти телеграммы? Теперь эсэмэски вместо телеграмм. И только я это подумал, как пискнула эсэмэска в мобильном телефоне у меня на тумбочке. Едва светает. Посмотрел на часы – три часа ночи. Циферблат еле виден в слабом свете из окна. В окне – посеревшее небо между деревьями. Соображаю, что я на даче. Открыл эсэмэску. Там написано: «Залезь в мою почту, вот пароль». Я поднимаюсь, иду к компьютеру, на ходу нашариваю выклю чатель, чтобы зажечь свет. Щелкаю – света нет. Черт.

То есть компьютер не включишь. Возвращаюсь, сажусь на кровать, беру мобильник, хочу послать ответную эсэмэску или позвонить. Нажимаю клавишу – выплывает: «батарея разряжена», дисплей темнеет. Ложусь в постель, засыпаю, наутро электричество дали, втыкаю зарядник, звоню:

– Привет, это я, что ты хотела сказать?

И объясняю ситуацию: электричество ночью вырубили, а мобильник сел.

Она говорит:

– Ничего.

– Как это ничего? Зачем тогда в три ночи слать эсэмэску, просить залезть в почту?

– Ничего, проехали, – говорит она.

Я понимаю, что я уже не прочту, что она написала. Потому что это ее почта, и она уже, разумеется, сменила пароль. Мне страшно тоскливо от этого. Мне кажется, что она хотела сказать что-то самое важное, главное.

Может, хотела попросить приехать. Но увы.

Да, и вот вопрос. Кто она? Что это за «она»?

Снится, что Оля мне говорит: «Ты не забудь поздравить Катю с днем рождения!» Я говорю: «Сегодня еще рано!»

Я ищу реквизиты чужой банковской карточки. Туда должны перевести деньги, это часть долга, хозяин карточки мне должен, и я имею право ею распоряжаться, пока долг не будет погашен.

Мне почему-то звонят из банка и просят назвать сумму перевода. Я говорю. Потом просят назвать номер карточки. Я диктую из записной книжки. И тут соображаю, что я продиктовал ПИН-код. Меня сбило с толку то, что просили не весь номер, а именно четыре последние цифры номера. Господи, думаю, а вдруг это какие-то мошенники?

Ищу карточку, не могу найти, перерываю письменный стол. Огромный стол-бюро с глубокими ящиками. Оттуда лезет женская одежда. Тонкая длинная юбка на резинке в серый легкий цветочек. Эту юбку мы с Л. покупали в Швейцарии в девяносто третьем году, в магазине «Мигро», господи, как ужасно всё помнить, особенно всякие мелочи, думаю я во сне.

Карточки нет.

Я пытаюсь позвонить той девушке из банка, ее телефон определился на моем мобильнике, но она не берет трубку. Я еще сильнее убеждаюсь, что это мошенничество. Карточку надо срочно заблокировать, но для этого надо знать ее полный номер. Я вспоминаю, что карточка у меня лежит на другой квартире, а тут где-то в книжном шкафу есть ее ксерокопия. Опять всё переворачиваю вверх дном, ксерокопии нет.

Чувствую, что я влетел в неприятную историю, но вдруг вспоминаю, что это сон, и успокаиваюсь, и сплю себе дальше.

Кафе, столик на четверых. Сидит женщина, рядом с ней, на соседнем стуле, лежит длинная узкая сумка – видно, что из очень мягкой кожи. Я почему-то за этой сумкой присматриваю.

Потом я – я теперешний, без одной недели шестидесятилетний, – вдруг оказываюсь в коридоре нашей старой квартиры на Каретном, где я жил до семьдесят четвертого года.

Я поднимаюсь на лифте, отпираю дверь своим ключом, вхожу в квартиру. Я легко одет. Лето.

Папа выходит мне навстречу, он такой, каким он был в 1965 году примерно, едва за пятьдесят, совсем здоровый, веселый. Он меня обнимает, гладит по голове, целует в обе щеки. Говорит: «Какой ты вырос… Ох, а мне жена твоя говорила, что у тебя на носу прыщ! Дай-ка гляну… Ага! Ну ничего, ничего, ерунда, пройдет!», – и он снова гладит меня по голове, по плечам, по животу и даже касается тыльной стороной ладони, пардон, ниже живота, и смеется: «Экий ты мужик вырос!» – добрый и радостный папа.

И вдруг он тревожно спрашивает:

– С тобой в кафе была женщина, а у нее была сумка, вот такая. – Показывает руками длинное и узкое. – Где она? Где сумка?

– Где сумка? – кричу я и просыпаюсь.

В магазине на полках лежат штуки материи. Я покупаю себе, как в старое время, отрез на костюм.

Рядом стоит мой покойный тесть Дмитрий Абрамович.