Ночник - Денис Драгунский

Приснилась во всех подробностях. Как 2 мая 2009 года к нам с Л. приехали Лола и Андрей. Пошли гулять, мы с Андреем скоро обогнали Л. и Лолу, идем, болтаем о чем-то, вдруг видим – три девочки, и у них в ногах, на обочине аллеи, рыже-бежевый котеночек. Девочки – им лет по 12–14 примерно – говорят: «Возьмите котенка!» Я говорю что-то вроде: «Ну, вот еще!», – и мы с Андреем идем дальше. Делаем круг, потом возвращаемся уже к нашей калитке, не очень скоро, минут через сорок, – и видим такую картину: у калитки стоят эти три девочки, Лола и Л. с котенком на плече. Я говорю:

«Ты что! Отдай немедленно! Вы что! – Это я тем девчонкам. – Вы что котенка втюхиваете? А ну забирайте, забирайте!» – и хочу его снять у Л. с плеча. Она резко отшагивает в сторону и довольно зло мне говорит:

«Только посмей его забрать!» Ну, раз такие серьезы, пожалуйста.

Здесь сон кончился.

< Котенок остался. Купили ему все, что положено: еду, лоток, домик. Свозили к ветеринару. Хороший был котик. Назвали Сократ. Потом его отдали кому-то. И он вывалился из окна с пятнадцатого этажа. Жалко. >

Желеобразная, но довольно плотная полупрозрачная плита. Примерно пятьдесят на семьдесят сантиметров.

То ли холодец, то ли цукат, то ли очень легкий, зыбкий и мягкий камень, кварц. Но я почему-то уверен, что это не пластмасса.

У меня в руках резец.

Мне диктуют:

– Пиши: «Дорогой Юра!»

Я говорю:

– Я с ним недостаточно знаком, чтобы называть его просто Юра. Давайте напишем полное имя.

– А полное имя у него какое? – спрашивают меня. – Юрий или Георгий?

– Я не знаю, – говорю я.

– Тогда пиши «Юра».

– Не могу! – говорю я и ухожу.

Что за Юра и что за плита – непонятно.

Кто-то считает на старинном арифмометре «Феликс».

Считает и с каждым поворотом рукоятки приговаривает: «Ну, ты дурак! Ну, ты дурак!»

Этот человек сидит за столиком в саду. Вижу, что я ему мешаю. Отхожу от него, иду по садовой дорожке.

Две светлые женские головы склонились друг к дружке, негромко разговаривают. Это скамейка в саду, я стою сзади. Оборачиваются. Одна из них – Маша Бочарова, студентка нашей кафедры, на курс младше меня. Я здороваюсь с ней. Она мне кивает, и снова начинает шептаться со своей подругой.

В дачном доме книжный шкаф. Чей-то голос: «Вот эти книги надо бы перечитать».

Я открываю шкаф, но достаю не книгу, а газету.

Там статья про женщин, которые уходили от мужей.

Эти женщины появляются у меня перед глазами, как бы вырастают из газетных строк.

Они красивые и очень веселые.

Едем с Олей в машине, в такси.

Нас останавливают. Сначала кажется, что это милицейский патруль. Потом становится ясно, что это бандиты.

Но не в смысле грабители, а хуже – какая-то незаконная армия. У одного из них автомат на груди, у других из карманов – из-за поясов? – торчат рукоятки пистолетов.

Сразу отчаянная и глупая мысль: вот выехали бы мы раньше или поехали бы другой дорогой или на автобусе – и ничего бы не было.

Нас просят выйти из машины, ведут через поле, там дом за оградой, отворяют железную калитку, ведут в подвал, запирают там.

Там, в подвале, я читаю книгу, в которой рассказывается наша история. Что мы – заложники. Но заложники зряшные. Нас захватили, и теперь не знают, что с нами делать. И мы еще долго тут просидим.

< Вчера мне исполнилось 60 лет. Были гости, подарки, тосты. Весело и приятно. >

Приснилось, как мы с Наташей Холендро – была лет пятьдесят назад такая девочка на даче, чуть постарше меня, – убежали со скучного взрослого праздника. Мы обежали вокруг нашего поселка, пришли в чужой поселок, прошли на пустой по случаю зимы участок какойто чужой дачи. А оттуда хотели перелезть через задний забор обратно на свой участок – это была дача писателя-чекиста Михаила Маклярского, мы у него снимали две комнаты, – но не смогли. Забор, разделяющий два поселка, был очень высокий. Хотя редкий.

Но протиснуться сквозь брусья тоже не смогли. Потому что были в толстых зимних пальто. Наташа говорила, что знает в заборе дырку. Но дырку мы не нашли, и завязли в снегу просто по горло. Ни туда ни сюда. Пришлось звать на помощь. Долго звали. И видели сквозь окна, как взрослые там пьют из бокалов и машут руками. Мы орали изо всех сил. Но вот кто-то выбежал на крыльцо. Нас едва разглядели – темно, зима, уличный фонарь далеко. Дырка в заборе нашлась, нас откопали лопатой, привели домой, стали отогревать, переодевать.

А до этого, вчерашним вечером, мы с ней точно так же ушли гулять, шли по аллее, дошли до выхода из поселка. Последний фонарь. Дальше – темная дорога. Мы взялись за руки и прошли несколько шагов в темноту.

Вдруг Наташа говорит:

– Мертвая лошадь!

Я смотрю – между деревьями у дороги лежит мертвая белая лошадь. Глаз черный. Нос черный. Ноги с копытами. Раздутый живот.

Мы еще крепче схватились за руки и побежали назад.

< Конечно – мы поняли уже на бегу, – это был снег. Снег так лежал в лунном свете. Но назавтра мы туда пришли и немножко поспорили – снег это был или мертвую лошадь утром увезли? >

Я надеваю на женщину комбинезон. Чувствую ее теплое тело, ее плечи, локти. Но вместе с тем это – книга, на которую я надеваю суперобложку.

Мне предлагают сделать прическу с более длинными и густыми волосами, чем у меня были, когда я сел в кресло. Как это парикмахер собирается сделать, не знаю.

Но волосы в самом деле получились густые и темные.

Но главное – в результате у меня оказалась довольно пушистая челка, из которой торчат ярко-черные сосульки закрученных волос.

– Креатив! – говорит парикмахер. – Креативчик, а?

– Да, да, – говорю я.

Хотя на самом деле я в ужасе. Что скажет Оля? Что скажут друзья-товарищи? Надо срочно стричься, как было раньше. Но – у нового парикмахера. Потому что перед этим почему-то неудобно.

Чукча – охотник и проводник охотников. То есть егерь.

Потом он ненадолго принимает облик того, кому помогал охотиться. Если к нему приезжал профессор, чукча оказывается в круглых очках и с большим потрепанным портфелем. Если богатый финансист – на чукче появляются дорогой костюм, галстук, модные туфли.