Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

– Вранье там одно. Чернуха. На работе – одна чернуха, придешь домой, включишь телевизор – и там чернуха.

– Честно говоря, я тоже не люблю смотреть наше телевидение.

– Кто его вообще любит смотреть? Разве что одни футбольные фанаты…

Мысленно Николай Степанович согласился с вердиктом следователя. Даже обрадовался тому, что не он один ругает и игнорирует телевидение. А то в последние дни дочь Лиза постоянно увещевает его, просит не спорить с ее кавалером, работающим на телевидении, не обвинять его напрасно в «чернушной» деятельности. Чтобы вернуться к теме расследования убийства, он в ироничном тоне задал вопрос:

– А может у вас другая причина не любить телевидение? Там часто говорят и показывают про коррупцию в полиции.

– Причем тут коррупция? – сразу вспылил следователь. – Коррупции у нас в стране нет. У нас кругом коррупционная система. Вот о ней бы рассказали. Где больше денег вращается, там и коррупция. У нас за деньги все продается и покупается.

Следователь поднял указательный палец кверху, намекая на то, что помногу воруют там, на вершине власти, в правительственных кабинетах.

– Значит, за деньги все можно продать? – переспросил Николай Степанович.

– Все, все.

– И у вас в полиции, выходит, все за деньги можно продать и купить?

– Вы сами знаете: у нас за деньги все продается.

– А откуда у Анзора Мамедова большие деньги? – зачастил с вопросами Николай Степанович. – Откуда? Он же не олигарх, а вот три квартиры умудрился в нашем доме купить.

– Сейчас и четвертую купит, – ответил, неприятно улыбнувшись, следователь. – Квартиру Ивана Никодимыча.

– Это каким же образом?!

– Старик четыре месяца за квартиру не платил. Это раз. За него заплатил Мамедов. Старик не заплатил за ремонт подъезда. Это два. Платил опять Мамедов. Ну, и старик брал деньги в долг у Анзора Мамедова и не отдал их. Это три. Потому у Мамедова есть все основания приобрести у Петра Ивановича квартиру по льготе, в счет долгов.

– Вранье! – громко возмутился Николай Степанович и вскочил со стула. – Полная чушь! Никогда никаких денег Иван Никодимыч у этого обормота Анзора не занимал.

– Расписка есть.

– Подделка. Расследуйте этот факт срочно. Я точно знаю, перед кем угодно засвидетельствую, Иван Никодимыч не брал денег у Анзора, он его ненавидел. И за квартиру, я уверен, он тоже исправно платил. Тут какое-то мошенничество и плутовство вершится вокруг квартиры.

– Есть заявление вашей управляющей компании. В нем сказано: Иван Никодимыч – должник.

– Чушь какая! Говорят, эта управляющая компания в руках того же Анзора, его дружков? Вы это проверяли? Установить можете?

– Это не имеет никакого значения: кому принадлежит управляющая компания, кто ее руководитель. Важно одно: старик не оплачивал ни коммунальные услуги, ни ремонт подъезда.

– Да не было у нас никакого ремонта подъезда, – возмущенно кипел Николай Степанович. – Поди уже десять лет, как не было. Господи, кто хоть все это выдумал?

– Что выдумал?

– Историю с долгами Ивана Никодимыча и с тем же ремонтом.

– Вы меня спросили про квартиры Мамедова, я вам ответил.

– Оторопь берет от ваших ответов. Я пришел узнать, когда вы найдете преступника, а узнал, что наши доблестные правоохранительные органы вместо того чтобы изобличить настоящего убийцу, подозревают сына заслуженного фронтовика, еще и квартиру его готовы негодяю уступить.

– Извините, я так не говорил, все это сказали вы, – поднял следователь ладонь кверху и тоже встал из-за стола, давая понять, что разговор исчерпан.

– Я вас умоляю, – сказал на прощание Николай Степанович. – Прошу очень и очень. Найдите убийцу. Будьте объективны. Иван Никодимыч всю войну прошел, герой, в танке горел не раз. Это был добрейшей души человек. Поверьте, таких сегодня мало. Честный, отзывчивый… Это совесть народа! Не слушайте вы этих наговоров о нем. Такими стариками, всем этим военным поколением мы должны гордиться… В память о нем нужно установить правду. Кто у фронтовика посмел украсть награды? Как у людей может подняться рука на наших героев? Его убили подонки. Вы обязаны их найти, наказать. Если вы ничего не предпримете для поиска истинных убийц, я буду жаловаться.

– Жаловаться у нас сегодня все умеют, все жалуются. Это ваше право.

Следователь хладнокровно промолвил последние слова, надел зачем-то на голову фуражку, надвинул ее тут же на глаза и проводил посетителя до двери.

В коридоре царила затхлая атмосфера. Взад-вперед сновали вдоль стен молодые здоровые парни в погонах.

Николай Степанович ехал домой в перегруженном автобусе и проворачивал в голове весь разговор со следователем Шимилисом. Конечно, все следователи мира говорят на одном языке – языке подозрений. Но нельзя же их доводить до абсурда. Никакого отношения сын не имел к спаиванию и убийству отца. Скорее всего, убийцей является Анзор. Ему уже мало одного преступления… Он задумал очередную квартиру в их доме прибрать задешево к своим рукам, купить ее у Петра с помощью продажных правоохранительных органов.

Ему не понравился Шимилис. Щепетильный до мнительности. Хамоватый. Еще большее отторжение вызывали недоверчивая замкнутость в характере, а также его закоренелое равнодушие.

Общение с неприятным следователем принесло ему опустошение и огорчение. Пусть у этих сыщиков свои, непонятные простым гражданам навыки, причуды и тонкости дознания. Он даже в детективах читал в юности, как они сами порой затрудняют процесс расследования. Но тут было сознательное желание повести дело по ложному пути.

Лезли в голову и жалостливые мысли о старике. Он пытался отвлечься от них, прижимаясь к парню, в наушниках которого слышны были нехитрые переливы простой мелодии. Но они будто нарочно преследовали его. Ушел из жизни близкий человек, ушел не по своей воли, и надо бы вернуть тому доброе имя, отомстить преступнику. Только как это сделать?! В сегодняшней тусклой, косной и безрадостной жизни редко встречается истинное родство душ. А когда подружишься с душевным и содержательным человеком, то он быстро уходит по не зависящим от тебя причинам, и не в твоих силах вернуть его обратно.

Его успокоила лишь подвернувшаяся в размышлениях о старике поговорка деда Матвея: кто злится на свою беду, тот непременно ее преодолеет. Тут вспомнились еще и часто произносимые вслух слова дочки Маши о том, что пора городскую убогую жизнь поменять на жизнерадостную деревенскую. Они были подобно лекарству от пессимизма.

«Откуда только Маша взяла, что жизнь в деревне интереснее городской, да к тому же и жизнерадостнее?! – подумал Николай Степанович, тяжело поднимаясь по знакомым ступенькам в квартиру. – Следует ее об этом попытать… Пусть поделится своими сказками».

Однако едва он успел войти в квартиру, как на него налетели обе дочки – и Маша, и Лиза. Они тарахтели в два голоса. Ему не только не удалось задать свой вопрос, но и прийти в себя от горестных раздумий. Его взгляд оставался тверд и сумрачен.