Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

– Папа, тут памятник собаке принесли. Из похоронной мастерской его притащили нам… Говорят, сосед наш, умерший Иван Никодимыч, заказывал. Мы не хотели брать. А они такие наглые, нахрапистые, втащили, говорят, Иван Никодимыч, рассказывал им о тебе… Будто вы вместе собиралась поехать и поставить этот памятник на месте захоронения собаки. Бред вроде какой-то… Но памятник вон в углу стоит. Иван Никодимыч, оказывается, его оплатил. Нам пришлось раскошелиться лишь за доставку.

– Первый раз слышу про этот памятник, – возмущенно покачал головой Николай Степанович.

– И что нам теперь с ним делать?

– Откуда я знаю?

– Может, мы зря его взяли?

– Дайте-ка я на него посмотрю.

Николай Степанович снял легкую тряпку с гранитной плитки. Умные глаза пса Верного тотчас уставились на него.

– Это Верный, – узнал он портрет собаки. – Выходит, Иван Никодимыч решил таким необычным образом увековечить память о нем.

– Зачем ему такая память?

– Не успел Иван Никодимыч… Самому теперь нужен памятник.

– Папа, куда мы его денем-то теперь?

– Будет время – отвезем на то место, где закопали Верного. Правда, я помню его плоховато. Ну да ладно, как-нибудь найдем.

Николай Степанович скрылся на кухне, ел там молча пельмени со сметаной, запивал соком… И все думы теперь были обращены к старику с собакой. Нет, он не горевал по поводу того, что надо будет тратить время на поездку в неизвестный лесопарк, где зарыт пес. Наоборот, его потревожили добрые воспоминания.

Старик мечтал о собаке злобной, бдительной и неутомимой. Ему хотелось, чтобы она и квартиру сторожила, и охраняла его во время прогулок по парку. И когда он привез Верного из питомника, то учил определенным командам. Пёс вырос, но вместо твердого характера он, несмотря на мускулистое тело, демонстрировал добрый и преданный нрав. Он практически редко на кого лаял. Были и другие прощаемые недостатки. Но за один из них Иван Никодимыч ему часто выговаривал. Верный никак не мог адаптироваться к городу, к убогой и тесной квартире. Если на улице по ночам раздавался шум машин или в подъезде вахтерша Анастасия Григорьевна кричала на какого-то позднего пришельца, то он начинал нервничать, мешать спать. Забирался на кровать к Ивану Никодимычу и часами бодрствовал, ворочался. Любимым его занятием было гулять утром на свежем и прохладном воздухе.

Особенно любил Верный посещать ветеринара. Иван Никодимыч был знаком с ним, так как его жена училась до войны с ним в одной школе. Одно время они даже семьями общались. Так вот стоило псу подраться на улице с гулящими беспородными сородичами, порвать ухо или нос, как его вели к врачу, и он тихо, жмурясь от запаха лекарств, принимал человеческую заботу. Под общим наркозом ему удаляли боковой зуб, сломанный о твердую косточку, мазали шею от укусов клеща. И никогда он не скулил, не рычал на врача, не пытался выразить свое недовольство.

Неожиданно для себя Николай Степанович вспомнил, как он вместе со всей семьей покупал в питомнике щенка для сына Максима. У того с детства росла неуправляемая тяга к компьютерным играм, и, чтобы отвлечь от «бездушной техники» мальца, или хотя бы уменьшить зависимость от нее, он решил раздобриться и выполнить одну раннюю мечту Максима – подарить собаку.

Семья Мазаевых долго советовалась, какую породу предпочтительнее взять в дом. Мать и девочки разом остановились на колли. После показа по телевидению фильма «Лесси» у многих знакомых возникла мода на колли, вот и женская часть семьи выбрала ее. Отец давно тайно мечтал сам себе подарить лайку. Когда-то она жила у деда Матвея. Выполняла множество команд. Но главным ее достоинством было умение искать грибы. Никто в деревне не верил и не мог понять, пока не застали собаку во время «тихой охоты», как она находит подберезовики, лисички, грузди. Найдет гриб и начинает лаять, звать деда к себе.

Но выбор был за Максимом. А он решительно заявил, что хочет иметь точно такого же эрделя, какого видел в фильме «Приключения Электроника». Два месяца искали нужной породы щенка. Нашли. Купили. Несмотря на то, что в тесной квартире даже людям было трудно разминуться, эрделю, названному Дымкой, отвели отдельное место. Щенок грыз мебель, таскал и трепал обувь, точил зубы о ножки дивана, рвал все, что плохо лежало и попадало ему на глаза. Семья терпела. Ждала, когда Максим проникнется к нему заботой, начнет заниматься его воспитанием, гулять с ним, играть… Но ничего этого не произошло. Компьютер оказался притягательнее, заманчивее. Будто магнит… Оторвать Максима от него не мог не только симпатичный эрдель Дымка, помахивающий хвостиком и постоянно тыкающий носом ноги Максима, но и постоянные обещания родителей купить ему то велосипед, то видеокамеру. Компьютер погасил в сыне все желания и устремления. Он завладел им так прочно, как голодная собака сытной косточкой.

Со временем пришлось долгожданного и всеобщего любимца Дымку вернуть в питомник.

Раздумья Николая Степановича прервала вошедшая на кухню в красивом вечернем платье веселая Лиза. Она присела за стол и долго молча смотрела на отца. Он понял по ее пытливым, горящим глазам, что у нее есть к нему щепетильный разговор. Даже догадывался, о чем она может заговорить. Скорее всего, дочь будет говорить о своем кавалере. И он рад был, что ее привычная застенчивость и неловкость, против которых он тайно помогал ей бороться, наконец-то не помешали познакомиться с молодым интересным парнем. Эти недостатки долгое время не давали дочери сходиться с людьми.

Отец следил за выражением лица дочери, видел, как робость и нежность сменялись на нем холодом и негодованием.

– Папа, сейчас придет Валера, и я тебя прошу ничего не говорить про телевидение, – попросила Лиза. – Ничего. Молчи. Ладно? Забудь про все плохое, что ты там в нем видел.

– Про хорошее, значит, только речь держать.

– Ты что?! Ни плохого, ни хорошего, ничего про телевидение не говори. Будто никакого телевидения в жизни не существует.

– Хорошо, дочка.

– А то, как только ты начинаешь ругать телевидение, так перескакиваешь на Валеру. Начинается неприятный разговор, конфликт. Он хоть тут и не при чем, а отдуваться приходится за все телевидение.

– Скажи, а про что с ним можно говорить? Что ему интересно?

– Пап, ну что ты как маленький. Сиди, поддерживай разговор, типа «да-да», соглашайся с ним, главное – не возражай. Я тебя очень прошу. Не обижайся. Ему так не нравится, когда его работу ругают.

– Не нравится? Тогда почему не возражает против показа всякой мерзости? Получается – он со всем согласен. Согласен с засильем убийств, разврата…

– Опять ты за свое, – обиделась Лиза. – Дался тебе этот телевизор. Ты хочешь нас поссорить. Тебе не надоело, что я всегда одна, одна…

– Да я все понял, – добродушно заявил отец. – Извини. Не горячись. Буду молчать как рыба.

– Вот и хорошо! Ты у меня умница. Мы договорились.

– А если твой Валерий сам заговорит о телевидении?