Первый практикум. Напиток бессмертия - Ина Воронина

— И то, и другое.

— Вообще вы в Куру. А конкретно сейчас вы на плоту, что плывёт по Ямуне из Индрапрастхи в Праяг.

— Ну теперь всё, конечно, стало гораздо понятнее, — сокрушённо пробормотал Виктор.

— Да, в сущности, какая разница? Вы сейчас здесь. И всё, — безмятежно проговорил Хануман и снова заработал челюстями.

— Вот в том-то и дело, что мы здесь, а хочется-то там, — пожаловался Виктор.

— Там — это где? — заинтересовался Хануман.

— Дома, — просто ответил Виктор.

— Домой всегда хочется, — согласился Хануман. — А где твой дом?

— Да не важно, где он. Добраться можно куда угодно, если идти, — тяжело сказал Виктор. — Самое трудное, что он не сейчас.

— Дом не здесь и не сейчас, — задумчиво повторил Хануман. — Но ведь куда бы ты ни посмотрел, в какие бы времена ни жил, всё вокруг тебя есть Единое и Вечное. Как и ты есть. И дом твой на самом деле в твоём сердце, и ты можешь обрести его, где бы ты ни был. Стоит лишь обратиться мыслями к своему сердцу. Если отринуть всё наносное и внешнее, забыть страсти, отпустить иллюзорные привязанности, то дом твой тут же и будет с тобой.

— К сожалению, у меня тут совершенно не иллюзорные ученики, у которых неиллюзорные родители получат неиллюзорные инфаркты все оптом. А потом начнут являться мне в кошмарах, если я не верну их детей домой, — проговорил Виктор, покачав головой. — Не в обиду сказано. А я даже не знаю, с чего начать.

— Какие обиды? — улыбнулся Хануман.

Улыбка на обезьяньем лице выглядела несколько угрожающе, учитывая полный комплект клыков.

— А насчёт того, с чего начать: вы же искали мудреца? Ну так он, может, и придумает чего.

— Ты везёшь нас к мудрецу?! Тому самому? Который в Индрапрастхе был? — вскинулся Виктор.

— Ну, чисто технически несёт нас Ямуна. Но да. Мы плывём в Праяг, недалеко от которой живёт риши Бхарадваджа. Это он гостил в Индрапрастхе. Умный мужик, — Хануман безмятежно болтал ногами в воде.

— А долго плыть? — с надеждой спросил Виктор.

— Пару дней. Не знаю, я не пробовал ещё плавать по Ямуне на плоту, обычно летал, — почесав подбородок, ответил Хануман.

— А нельзя побыстрее? Может, шестами подтолкнуть? Тут глубоко?

Виктор начал подниматься и обвёл плот полным энтузиазма взглядом.

— А зачем побыстрее? — удивился Хануман. — Ты посмотри вокруг, какая красота. Наслаждайся. Сейчас разлив как раз.

— Действительно, — присоединилась к разговору Маша. — Когда ещё такое будет? В наше время со всеми этими самолётами пропал всякий романтизм. Когда мы с Машкой были совсем крохами, мы на море ездили на поезде. Почти двое суток. Классно было! Это «ту-тух, ту-тух», покачивание, пейзажи, пролетающие за окном. Мы обожали поезд. А теперь что? Мы больше не впадаем в это путешествовательное настроение.

Маша посмотрела вдаль и мечтательно продолжила:

— А в восемнадцатом веке вообще — собрался из Парижа в Ниццу, так это целые недели нужно провести на корабле. И ездили на полгода отдыхать. Теперь таких отпусков нет… Мы прыгаем в самолёт, летим пару часов в жуткой тесноте. И впечатления потом в себя запихиваем, как гуси — не прожёвывая. Не наслаждаемся, не смакуем. И потом обратно в такую же суматошную жизнь. Из нас совсем исчезла созерцательность.

Виктор поднял глаза. Опушённые джунглями берега обнимали зеленоватую мутную реку. В них кипела суетливая жизнь — по деревьям скакали обезьяны, пели тропические птицы, в зарослях шуршали ящерицы и мелкое зверьё. В воде танцевала рыба, в воздухе кружили стрекозы и бабочки.

Священная Ямуна плавно несла свои воды меж низких лесистых берегов. Река оттеняла основательной степенностью деловитую суету мелкой жизни, которую сама и питала. На правом берегу человек в длинной лодке, полумесяцем возвышавшейся над водой, выпутывал из сетей рыбу. Небо прояснилось, солнце заливало всё весёлым светом, и блики играли на мелких волнах. Пахло сырой землёй и тиной, лёгкий ветерок доносил тонкий цветочный аромат. Непривычное глазу буйство красок и запахов завораживало.

Виктор невольно оглянулся на ребят на плоту. Кривов, Вельский и Сорокин молча жевали фрукты, иногда подправляя шестами плот, плавно поворачивавшийся в стремнине. Парни слушали пересказ вчерашних событий в исполнении близняшек Медведевых, изобиловавший ранее неизвестными Виктору подробностями.

Настя и Ольга копались в рюкзаках и что-то перекладывали. У огромного, в рост человека, шалаша Асатиани пытался изобразить компот из фруктов и речной воды в невесть откуда взявшемся глиняном котелке. Снегов докучал ему советами.

Из шалаша вылез взъерошенный заспанный Берг и осмотрелся, прикрыв от яркого света один глаз. За ним выбрался Агеев, скула его стала немного наползать на глаз. Настя тихо предложила холодную примочку. Руслан кивнул, поблагодарил её и тяжело уставился на Кривова. Кривов встретил его взгляд прямо. Ребята притихли.

— Я должен их вернуть. Я за них в ответе, — повторил Виктор.

— Я понимаю тебя. Просто мы живём в разных мирах. Когда разные миры сталкиваются — это всегда больно. Но ты не печалься, боль не может терзать вечно. Либо она тебя сломит, либо ты станешь совсем другим человеком, тем, которому эта боль уже не страшна.

Хануман похлопал Виктора по плечу.

— Если ты хотел меня подбодрить, то у тебя не очень получилось, если честно, — сказал Виктор, невесело улыбнувшись. — Я бы предпочёл, чтобы просто не было больно.

— Я об этом и говорю, — кивнул Хануман.

— Мы просто по-разному избавляемся от боли, да? — улыбнулся Виктор.

— Да, — серьёзно кивнул Хануман.

— Компот готов! — оповестил Георгий.

К котелку потянулись люди снять пробу. Удивительно, но Асатиани сотворил что-то и правда вкусное.

— Меня бабушка Циури учила готовить, — вздохнул Георгий. — Волнуется, наверное, — грустно добавил он.

Все тяжело замолчали, уставившись в застеленный листьями пол.

— Не грустите! Иногда надо спешить, а иногда — отдыхать. Это не менее важно, — назидательным тоном сказал Хануман. — Скоро будем в Праяге. Тривени Сангам — зрелище удивительное. Так мы называем место, где воедино сливается три реки. Священное место. Если омыться водами Тривени Сангам, то можно смыть с себя все грехи.

Ребята переглянулись без энтузиазма и начали готовиться к долгому путешествию. Душеспасительные речи Ханумана проняли только близняшек и Настю. Девочки ушли на нос плота и уселись любоваться видами, свесив ноги в воду. Виктор посмотрел на Ханумана и уселся на край плота с намерением впитать в себя созерцательную мудрость. Не получилось. То ли душа Богданова была слишком черства, то ли созерцать он не умел, но медитативным настроением нового попутчика он не проникся.

На его счастье, нескольких суток на путешествие не потребовалось. К вечеру река, стиснутая скалистыми берегами, взбурлила, впереди