Письма царской семьи из заточения - Евгений Евлампиевич Алферьев

спокойно подвинулись вперед и взяли Батум и т. д. Совершенно нашу горячо любимую Родину общипали… Не могу мириться, т. е. не могу без страшной боли в сердце это вспоминать. Только бы не больше унижения от них, только бы они скорее ушли… Но Бог не оставит так. Он еще умудрит и спасет, помимо людей… Не могу больше писать. Пойми. Нежно целую, благословляю. Всем горячее спасибо. Целуют тебя все.

От государыни императрицы Александры Феодоровны

А.А. Вырубовой[573]

Тобольск, 5/18 марта 1918 г.

Милая, родная душка моя, еще маленькое письмецо. Теперь видели все вещи и страшно благодарим. Скажи, что девочки одели шелковые кофточки, 1 и 3 темные, 2 и 4 светлые[574]. Шоколад в кожаном футляре очень обрадовал. Мои кофты чудные, красивые и удобные, шерсть мягкая, нежная от Эммы (графиня Э.В. Фредерикс). Работы очень годятся, готовые воздухи прелестны, белье слишком нарядно, в сущности.

Погода дивная, сидела на балконе и старалась «Душе моя, душе моя» петь, так как у нас нет нот. Пришлось нам вдруг сегодня утром петь с новым диаконом, без спевки, шло – ну… Бог помог, но не важно было, после службы с ним пробовали. Даст Господь, вечером лучше будет[575]. В С. П. и С. (среду, пятницу и субботу) можно в 8 час. утра в церковь. Радость!! Утешение!! А другие дни придется нам 5-ти женщинам (государыня императрица и четыре великие княжны) петь.

Вспоминаю Ливадию и Ореанду (императорские резиденции в Крыму). Так удивительно на солнце тепло. На этой неделе будем вечера одни с детьми (первый раз), так как надо раньше [ложиться] спать, и хотим «хорошие» вещи вместе читать и вышивать. Служба утром в 9 час., вечером в 7 час.

Ничего нового не знаю – сердце страдает, а на душе светло, чувствую близость Творца Небесного, Который Своих не оставляет Своей милостью. Но что делается в Москве!! Боже помоги!

Очень тороплюсь, надо отдать вовремя, не знала раньше, что могла.

Они много работают в саду – во дворе пилили и кололи.

Радость моя, душка любимая, писала тебе из-за брата… Все благодарят за духи. Молюсь крепко за тебя, за всех дорогих. Храни тебя Господь Бог. Все нежно целуют. Благодарим за письмо. Все. Все.

От государыни императрицы Александры Феодоровны

М.М. Сыробоярской[576]

Тобольск, 19 марта (6 марта ст. ст., 1918 г.)

Милая, дорогая! Крепко благодарю за милые письма от 16, 29, 2, 6, 10 и открытку. Мне думается, что Вы, может быть, сами неверно номера ставили, 5-го нет, потом 6—9-го нет. Я у себя всегда число и в книжечке отмечаю, чтобы не ошибиться. У нас только что [спевку] кончили, 9—10 утра, и потом спевка с диаконом. Вдруг нам вчера пришлось уже утром петь и без спевки, что было ужасно трудно и неважно вышло; вечером было уже лучше, 4 дочери и я с диаконом.

Позволено утром в среду, 8-го, пятницу и субботу быть в церкви (приобщаемся после двух месяцев), это будет такая радость и утешение. Так тянет туда в такое тяжелое время. Дома молитва совсем не то – в зале, где сидим, где рояль стоит и где пьесы играли.

Какие времена? Что дальше? Позорнейший мир. Ужас один, до чего в один год дошли. Только все разрушили. Полным ходом армия уничтожается, как же противиться врагу. Унизительный мир. Но Господь выше всего и может то, что людям невозможно, не оставит так. Будет что-то особенное, чтобы спасти. Ведь быть под игом немцев – хуже татарского ига. Нет, такой несправедливости Господь не допустит и положит все всему меру. Когда совсем затоптаны ногами, тогда Он Родину подымет. Не знаю, как, но горячо этому верю. И будем непрестанно за Родину молиться. Господь Иисус Христос, помилуй меня, грешную, и спаси Россию. Христос с Вами. Крещу. Дети и я нежно целуем. Сердцем, душой с Вами и с сыном (А.В. Сыробоярским).

Сестра.

От великой княжны Анастасии Николаевны великой княгине Ксении Александровне[577]

Тобольск, 8/21 марта 1918 г.

Моя милая тетя Ксения, душка.

Спасибо тебе большое за открытку, которую только что получила. Мы все пока, слава Богу, живы и здоровы. Всегда бываем очень рады, когда имеем от вас известия. Как здоровье бабушки (императрица Мария Феодоровна). Часто вас вспоминаем и говорим. Эти дни у нас почти все время солнце, и уже начинает греть, так приятно! Стараемся поэтому больше быть на воздухе. С горы мы больше не катаемся (хотя она еще стоит), так как ее испортили и прокопали поперек канаву, для того, чтобы мы не ездили, ну и пусть; кажется, на этом пока успокоились, т. к. уже давно она многим, кажется, мозолила глаза[578]. Ужасно глупо и слабо, правда? Ну, а мы теперь нашли себе новое занятие, пилим, рубим и колем дрова, это полезно и очень весело работать. Уже выходит довольно хорошо. И этим мы еще многим помогаем, а нам это развлечение. Чистим еще дорожки и подъезд, превратились в дворников. Пока я еще не обратилась в слона, но это еще может быть в скором будущем, уж не знаю, почему вдруг, может быть, мало движений, хотя не знаю. Извиняюсь за ужасный почерк, что-то рука плохо двигается. Мы все на этой неделе говеем и сами поем у нас дома. Были в церкви, наконец. И причаститься тоже можно будет там. Ну, а как Вы все поживаете и что поделываете? Особенного у нас ничего нет, что можно написать. Теперь надо кончать, т. к. сейчас мы пойдем на наш двор, работать и т. п. Все тебя крепко обнимают, и я тоже, и всех остальных тоже. Всего хорошего, тетя душка.

Храни тебя Бог. Все очень благодарят за поклон и тоже кланяются.

Любящая тебя твоя А.

От государыни императрицы Александры Феодоровны С.В. Маркову[579]

Тобольск, 10 марта 1918 г.

Сердечно тронуты Вашим приездом[580] и очень благодарны за подарки. Большой мундштук Вам, маленький Ю.А. (Ден), открытка А.А. (Вырубовой). Еще раз спасибо, что нас не забыли. Храни Господь. Искренний привет от

Ш(ефа).

От государыни императрицы Александры Феодоровны

М.М. Сыробоярской[581]

Тобольск, 11 марта 1918 г.

Милая, дорогая моя. Спасибо большое за доброе письмо, № 10, от 14 февраля. Сегодня получила. Стараюсь Вам обоим (мать и сын Сыробоярские) одновременно писать. Имею от Вас почти все. Дети тоже открытки получили. Думаю, что они уже благодарили. Писала Вам 19 февраля, № 26, 6 марта, № 27.

Говели на той неделе, и было так хорошо и тихо. Утром и вечером с диаконом сами пели, но в среду, пятницу и субботу были в церкви (радость), и хор пел. Пришлось даже пешком идти, так как снег дорожку для кресла испортил, но Бог дал силы