Свет грядущих дней - Джуди Баталион

что Астрид, с ее стройной фигурой, была очень привлекательна, однако немного легкомысленна и тщеславна, любила хорошо одеваться и покупала новые наряды для каждой своей вылазки, поскольку, как она объясняла, в арийской части города очень важно выглядеть опрятной и модной. Красивая арийская внешность сочеталась в ней с отчаянной храбростью. По словам Хайки, она была настоящей «сорвиголовой» и без страха, глядя прямо в глаза тайным агентам с дерзостью и озорной улыбкой, спрашивала, не желают ли они проверить ее документы. Очень долго ей везло, но, как большинство девушек-связных, в конце концов Астрид оказалась в тюрьме. А там – пытки, смерть. Трагедия.* * *

А потом – шквал сообщений. Письмо о Ханце: ее отъезд из страны откладывается, пока она остается в Варшаве. Еще одно письмо. Ситуация ужасная. Всеобщая депортация может начаться в любой момент. «Если от нас больше не будет никаких сведений, значит, “акция” началась, – писал один из членов ŻOB’а. – Но на сей раз им будет намного труднее. Немцы не готовы к тому, что мы для них припасли». В Бендзин прибыла связная, сообщившая, что гетто охвачено страхом, но товарищи в боевой готовности. Она тут же бросилась обратно в Варшаву, чтобы убедиться, что сможет держать связь с гетто со своей базы в арийской части города.

Через несколько недель связная вернулась[422]. Единственное, что она могла сообщить на сей раз, это что в Варшаве случилась кровавая бойня. Сражение было яростным, погибло очень много людей. Из арийской зоны пришла телеграмма: «Цивья и Тося мертвы».

Потом – глухое молчание из Варшавы. Ничего. Ни телеграмм, ни писем, ни посланцев. Никакой информации. Никаких новостей. Неужели погибли все? Неужели их всех убили?

Кто-то должен поехать в Варшаву, чтобы это выяснить. Но столько женщин уже убито в дороге. Группе нужен курьер, который не был бы похож на еврея и мог добыть достоверную информацию в столь неопределенной, особо тяжелой ситуации. Фрумка и остальные члены руководства решили: Реня.

Маленькая Реня, подросток из Енджеюва.

Она не думала о без вести пропавших девушках, об исчезновениях и бесконечных смертях. К тому времени она была женщиной действия, имеющей ясную цель, решительной. В ней кипели гнев, ярость, жажда справедливости.

– Разумеется, – ответила она. – Я еду.

Глава 13

Девушки-связные

Реня

Май 1943 года

Новый мир Рени, мир связных, был миром маскировки, где ценность человека определялась его внешностью[423]. Жить на арийской стороне для еврея означало постоянно кого-то изображать; подобная игра в жизнь или смерть требовала беспрерывно очень тщательно подсчитывать ходы, менять решения в зависимости от обстановки, а также иметь звериное чутье на опасность и на тех, кому можно доверять. Как хорошо знала Реня, перебраться через стену гетто было трудно, но гораздо труднее было находиться на другой стороне, работать и общаться с людьми, не выдавая своих замыслов, и заниматься контрабандой en plein air[424].

* * *

В тот же день[425] руководители бендзинского ŻOB’а связались с проводником из Ченстоховы, который к тому времени нашел самый эффективный способ выбираться из гетто. Спустя несколько часов он прибыл в дом кибуца и направился прямиком к Рене, готовый вывести девушку наружу для выполнения ее первого официального задания.

Реня отправилась в путь как обычно, день ничем не отличался от всех прочих дней в изолированном гетто, если не считать того, что на этот раз при ней были деньги. Она зашила несколько сот злотых в пояс для чулок; группа сочла, что деньги могут пригодиться варшавским бойцам. До Стшебиня она доехала на поезде с тем самым удостоверением, которое чудесным образом нашла за несколько месяцев до того на улице. Они с проводником высадились на приграничной с Генерал-губернаторством станции.

Перед ними было еще семь с половиной миль пешего пути через поля и леса до маленького пограничного пункта, где у проводника был знакомый часовой. Идти надо было быстро, стараясь избегать встреч с полицейскими. Сердце у Рени замерло, когда они почти сразу же наткнулись на солдата. Проводник вручил ему бутылку виски. «Он позволил нам пройти, не сказав ни слова, – писала впоследствии Реня. – Даже показал дорогу».

«Бесшумно и осторожно мы прокладывали себе путь между деревьями и кочками», – вспоминала она. Ее пугал любой звук, шорох листвы, мелькание света, пробивающегося сквозь кроны деревьев.

Вдруг – какой-то скрип. Что-то или кто-то – некий силуэт, причем близко. Реня с проводником бросились на землю и, проползя под ближайшими невысокими деревьями, затаились под кустом. Они слышали приближающиеся осторожные шаги. С бешено колотившимся сердцем, покрывшись испариной, Реня выглянула из своего лежбища.

К ним подходил дрожавший от страха человек. Он шел с другой стороны границы и был уверен, что Реня с проводником – жандармы, залегшие в засаде и готовые броситься на него.

В польских лесах существовал альтернативный мир.

– Отсюда дальше все спокойно, – ободрил Реню проводник, как только сам смог снова свободно дышать.

Через несколько минут она вышла из лесу там, где теперь была другая страна.

* * *

Варшава. Реня шла целеустремленно, хотя цель была не совсем ясна. Поезд доставил ее прямо в центр города, и она помедлила немного, чтобы освоиться в новой обстановке: серые и кремовые дома, пологие купола, покатые крыши. Не так представляла она себе первую поездку в большой город, потому что сейчас Варшава маскировалась так же, как она сама, даже сильнее. Ранневесеннее солнце, простирающиеся на мили ряды малоэтажных домов, большие площади и суетящиеся уличные торговцы смутно вырисовывались за миазмами дыма и пепла. Шум городского транспорта перекрывали взрывы и крики, которые, по ее словам, звучали «как вой шакалов». Улицы были пропитаны смертью, густым запахом горящих домов и волос. Пьяные немцы бешено носились на машинах по городу. Почти на каждом перекрестке стояли полицейские контрольные пункты, где у всех проверяли вещи.

Реня шагу не могла ступить без того, чтобы какой-нибудь постовой не прошерстил ее сумку. Она заучила в мельчайших подробностях свой новый документ, накануне полученный от проводника, и мысленно без конца репетировала свою новую личность, стараясь, как всегда, перевоплотиться в человека, указанного в удостоверении, оживить смутный портрет. Это удостоверение не было одной из тех специально изготовленных карточек, в которых по-польски обозначалось ее еврейское имя и место рождения, соответствующее особенностям ее произношения. Оно было получено по случайности – принадлежало сестре проводника. Нынешний документ был надежнее того, которое Реня нашла на улице, но все же в нем не было ни фотографии, ни отпечатка пальца.

Окинув улицу взглядом и отметив нацистские контрольные пункты, Реня испугалась: возможно, для провинции ее документ и был приемлем, но сработает ли он в большом городе? Она провела рукой по поясу и нащупала толстую