Лют - Дженнифер Торн

хорошо. Пошли на кухню. – Миссис Моррис столь же бережно похлопывает меня по руке.

Облегченно выдыхаю.

– Чудесно. Спасибо.

Она берет мои пальцы в свои и целует тыльную сторону ладони.

– Вы замечательно держитесь. Мы вами гордимся.

– Ох. Боже мой, благодарю. – У меня выступают слезы.

Тряхнув головой, иду к боковому входу, аккуратно спускаюсь по ступенькам, ведущим на кухню. Дети и вправду там, сидят как ни в чем не бывало, уложив локти на кухонный стол.

– Верно, Чарли. Ты совершенно прав. Расслышав через стекло голос Салли, возвращаюсь на ступеньку вверх. Мне всегда было любопытно, о чем она болтает с детьми в мое отсутствие. Салли говорит как учительница, и я не хочу вламываться на кухню и прерывать ее урок, особенно в моем теперешнем состоянии, когда кровь все еще отравлена гневом и страхом.

– Но видишь ли… – Металлическая ложка лязгает о миску. – Суть не только в том, чтобы забирать. У меня на этот счет есть своя небольшая теория. Рассказать?

Что еще за теория? Я навостряю уши. Джо тоже на кухне, сидит ближе к двери. В ее вопросе сквозит сомнение. Сжимаю губы, отчаянно стараясь не расхохотаться. Сперва негодую, потом впадаю в панику, а теперь вот давлюсь от смеха. Совсем плохо с головой сегодня. Ладно, еще секунда, и вхожу.

– Ну, ты-то знаешь, – нагнетает интерес Салли. – Просто я считаю, что в этот день, в День «Д», остров обретает возможность переустроить все ровно так, как оно должно быть.

Зубы впиваются в губу. Подушечками пальцев чувствую, как отслаивается краска на дверном косяке. Так вот что имел в виду Мэтью —

«причина, как говорит Салли, действительно была». Но слышать, как она сама втолковывает это моему сыну, здесь и сейчас, мне более чем неприятно.

– Поэтому в сегодняшнем дне много печали, много-много печали, но он несет в себе и хорошее.

– Почему? – слышится голосок Чарли. – Нет, я хотел сказать, каким образом?

Это проявляется по-разному, – вздыхает Салли, – и в мелочах, и в очень-очень важных вещах. Лют как будто семь лет на всех нас смотрит, а потом решает, как переставить. Согласна, разглядеть улучшение порой бывает непросто, но, когда ты станешь таким стареньким, как я… Слышу хихиканье Эммы. Бог мой, так и есть, моя трехлетняя дочка тоже слушает этот бред. Я понимаю, что обязана вмешаться, но словно приросла к полу.

– …ты оглянешься и даже представить не сможешь, что могло быть по-другому. Так понятнее?

– Немножко, – отзывается Чарли. Он и в самом деле удовлетворен объяснением.

– Неплохо я придумала, а? – Голос Салли звенит громче.

– Тем не менее я не эту теорию имела в виду. – Джо недовольно хмыкает. Слышу, как она поворачивается на стуле. – Эй, малыши!

Чарли что-то бормочет себе под нос, а Эмма возмущается:

– Я не малыш!

– Эй, великаны! – поддразнивает Джо, однако тон ее серьезен. – Советую ни с кем не делиться теорией Салли.

Повисает тишина, затем Чарли спрашивает:

– Почему?

– Ну, кому-то от этого полегчает, но большинству людей наверняка станет только грустнее.

Снова тишина. Нащупываю рукой дверную ручку.

– Нет никакого улучшения в том, что Эйвери умерла, – высказывается Чарли. Нет, – соглашается Джо.

Я открываю дверь, дети оборачиваются на своих стульчиках и при виде меня радостно вопят.

– Мамочка! – Эмма раскидывает ручонки для объятий. Пальчики потемнели от картофельной шелухи, но я позволяю ей вжаться в мою голую спину и крепко-крепко меня обнять. Ох, девочка моя любимая.

– Мы помогаем Салли, – тихонько говорит Чарли, я ласково ерошу его волосы.

Салли бросает на Джо короткий виноватый взгляд, после чего ее лицо принимает обычное нейтрально-любезное выражение.

– Я не даю им резать, – бодро сообщает она. – Все ножи убраны.

– А картофелечисткой не порежешься. – Джо подмигивает мне. – Выпьешь чаю?

Как только я вошла, они сменили тему. Собственно, я предполагала, что так и будет, но желудок все равно стягивает узлом. Я так больше не могу, не могу чувствовать себя постоялицей отеля. Это мой дом, моя семья, моя жизнь. Завтра обязательно поговорю с обеими – если доживем до завтра. Не сейчас, не при детях, как бы я ни кипела.

– Чаю? – Сухо улыбаюсь. – Да.

Салли разжигает горелку, ставит чайник, потом кидает нашинкованную морковь в гаргантюанских размеров кастрюлю с бульоном, который помешивала до этого.

– На сколько человек вы готовите? – спрашиваю я, одновременно помогая Эмме правильно держать картофелечистку. – Еды хватит?

– Хватит, хватит. – Салли засыпает в кастрюлю соль. – Даже если придут все, кто остался на Люте, а этого не случится, так как некоторые предпочитают сидеть дома и за порог ни в какую не выйдут, то получится… сколько? – Она переводит взгляд на Джо.

Джо задумывается, беззвучно шевелит губами, перебирая имена.

– Двадцать семь… или двадцать восемь?

Дженни Пайк уехала на Суннан?

– Нет, она здесь, – сообщаю я. – Я видела ее на…

– В любом случае еда у нас совсем простая, – перебивает Салли. – Мы придумали бы что-то поинтереснее, если бы готовились заранее, но оставим это на следующий раз.

Джо заговорщически мне улыбается. Я тоже отвечаю ей улыбкой:

– На следующий раз.

Мы строим планы наперекор смерти. Вот что движет честолюбцами, даже если они сами того не сознают: я не могу умереть, пока не добьюсь поставленной цели, пока не съезжу в отпуск, пока не заработаю нужную сумму, и цели эти постоянно меняются, так что умирать некогда. Мы отсрочиваем смерть, но лишь в воображении. Мои собственные амбиции были скромны, но никогда не заканчивались. Я должна дожить до того дня, когда смогу вырваться из дома. Поступить в небольшой колледж свободных искусств за сотни миль от родного города. Добиться поступления в магистратуру, чтобы продолжить учебу. Когда же планы мои рухнули, я собрала вещи, уехала и нашла приют среди пенсионеров, но даже тогда я вновь была готова бежать. К Хью. Ко всему этому.

Мне нельзя умирать. Через семь лет я должна устроить званый ужин. Я обязана вырастить детей.

– Ай! – Чарли трясет кистью.

Из большого пальца тоненькой струйкой течет кровь. Чарли слегка поранился картофелечисткой, порез совсем крохотный, но паника мгновенно сжимает мое сердце в тиски. Схватив кухонное полотенце, я бросаюсь к сыну, чтобы остановить кровь.

– Ничего страшного, – вполголоса произносит Джо. – Где у вас пластырь?

Она обращается ко мне, но отвечает ей Салли:

– Аптечка в ванной, прямо по коридору. Джо выскакивает за пластырем. Салли быстро мешает варево на плите, потом отбирает у детей картофелечистки. На сегодня все, ребятки. Вы очень мне помогли, дальше я сама.

Табурет, на который Эмма пытается встать коленками, шатается, и я уже вижу, как все произойдет: табурет кренится, моя дочь неудачно падает и ломает шею, совсем как Энди