Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

Одно время Тамара высылала брату посылки с яблоками. Николай их тоже запомнил на всю жизнь. Каждое здоровенное яблоко, чуть ли не с детскую голову объемом, было обёрнуто в бумагу. Пришлось подолгу их разворачивать… Но главное, когда яблоки попадали на зуб, к Николаю вновь возвращались и знакомый аромат, и картинки высоких гор, заслоняющих небо.

К сожалению, Тамара давно умерла. Муж с запозданием прислал телеграмму… Отец не смог поехать на похороны. И Тамара навечно упокоилась в киргизской земле.

Вспомнив родственников отца, Николай Степанович успокоительно развалился в зале на диване, ему приятно было осознавать, что если бы Тамара была жива, то она, конечно бы, прислала ему денежный перевод.

В голове возникла мысль: а не поможет ли ему сам отец? Но он тут же устыдился думать об этом, так как отец в деревне жил подсобным хозяйством, на одну пенсию. И если за иконкой у него и лежало десять тысяч рублей, то наверняка он держал их на черный день. К тому же Николай Степанович вспомнил, как на Новый год сам посылал ему денежный перевод с собственноручной припиской на бланке: «На дорогие лекарства».

«Нет, на родственников рассчитывать не приходится, – подумал он, тяжело вздохнув. – Нас спасут другие варианты. Думай, голова геолога, думай!».

Из школы пришел Максим. Зашел на кухню, посмотрел, как мать готовит ужин, поговорил с ней об учебе, выпил сока и ушел в свою комнату.

– Послушай-ка, Максим, – крикнул отец, вызывая сына на разговор. – А может чем-нибудь твой Интернет мне помочь?

Максим лениво вылез из комнаты. В ожидании очередной нотации или насмешки он встал перед отцом навытяжку. Но тот на полном серьезе рассказал ему о проблеме с поиском денег на покупку квартиры. Максим понял суть дела, почесал затылок и глубокомысленно изрек:

– Сделать можно следующее. Разместить информацию о твоей нужде. Расписать ее так горько и пафосно, чтобы люди сразу поверили – тебе действительно нужна помощь. Я могу эту информацию на отдельном сайте разместить…

Теперь молчал отец. Он сейчас не чувствовал в себе привычного в прежние времена стремления доказывать сыну свою правоту, убеждать, вести воспитательный спор. Думать приходилось об одном: как найти выход из сложного денежного лабиринта.

– Я быстро сочиню призыв… Ты посмотришь. Уверен, люди у нас доверчивые, жалостливые, откликнутся непременно. Мы уже это проходили. Недавно Юрка Ерофеев у нас заработал таким макаром почти двести тысяч. За неделю. Железно. Запустил на свой сайт крик о помощи. Так, мол, и так, сломал ногу, она плохо срастается… Если не поможете, люди добрые, то операцию не на што проводить, останусь без ноги. Для пущей важности сходил в травмопункт, сфотографировал сломанную ногу какого-то чудака-пацана. Выставил снимок – ужасный до чертиков, в бинтах, с кровоподтеками и синяками… Глядя на фото, жуть брала… Люди ждать себя не заставили… На следующий же день Юрке пошли переводы.

– Выходит, он обманным путем обирал доверчивых граждан?! – с возмущением воскликнул Николай Степанович.

– Зато заработал, – мягко прогудел смиренный голос сына. – Купил себе цветной принтер. С людей не убыло… Подумаешь, каждый перечислил по паре тысяч!?

– Интересно ты рассуждаешь, – отец в изумлении приоткрыл рот и перевел взгляд с Максима на вошедшую в зал жену. – Ерофееву нужен принтер. А так как денег у Ерофеева нет, то принтер ему должны купить чужие люди.

– Никто из них не обеднел, – торопливо промямлил Максим. – Наоборот, сделали доброе дело, помогли человеку. Такая маленькая, ничего не стоящая ложь, а человеку помогли реально.

– В такой помощи мы не нуждаемся, – обиженно заявила Ольга Владимировна, перебив сына и пристыженно потупив глаза. – Обман еще никогда никого не выручал. Обман сродни воровству…

– Такой Интернет нам не помощник, – съязвил Николай Степанович.

– А если прямо, открыто написать, что, мол, нужны деньги на покупку квартиры, то никто не откликнется, – деловитым тоном заметил Максим. – Провальная затея. Дураков мало нынче… За так никто не поможет.

– На добро не откликнутся, а на обман – с готовностью, – ехидно прокомментировал озвученную ситуацию Николай Степанович. – Плохо это. Не годится твое предложение с обманом людей. Раз обманешь, два… Потом случится действительно беда, сломает ногу Ерофеев либо кто-то другой, а люди и не помогут. Вот к чему ваши глупые компьютерные затеи могут привести. Откажутся люди верить… Откажутся помогать.

– Пойдем другим путем.

– Каким?

– Сейчас подумаю.

– Жульничества не надо.

– Можно в долг попросить… Точно. Разыграть кассу взаимопомощи.

– Никаких долгов нам не надо, – вновь резко оборвала сына и протестующе подняла руку Ольга Владимировна. – В долги залезть легко, вылезать трудно. Есть другая идея. Меня вот что осенило… А что если мы обратимся к жителям нашего дома? Обратимся честно, расскажем открыто, что хотим купить квартиру дочери… Помогите. Дайте, кто сколько может. Мы вернем. Ежели не поможите, то квартиру купит Анзор и уж тогда получите очередные Содом и Гомору.

Ольга Владимировна выжидательно посмотрела на мужа. Ей понравилось собственное предложение. Но Николай, хоть и взволнованный, ошалевший от советов сына, никак не реагировал. Слушал лишь то, как отрывисто вяжет слова жена и как в онемевшей тишине голос ее становится все убедительнее и убедительнее.

– Пора остановиться, задуматься над тем, что в нашем доме происходит. Сказать себе: «Стоп!». Больше «черных» не позволим у нас селить. Жаловаться любят все, кричат: «Понаехали тут, понакупали квартир!..». Когда дело доходит до простого – не дать купить квартиру кавказцам, так все в кусты прячутся. Языками потрепали, языки и прикусили при первой же проблеме. Вот мы всех и проверим. Обратимся к жильцам: либо вы помогаете нам квартиру купить, либо вы отдаете ее Анзору.

– Нас же в каком-нибудь национализме заподозрят, – подал наконец-то голос Николай Сергеевич, сдержанно рассмеявшись.

– Национализм – это по их части, – горестно вздохнула Ольга Владимировна. – Они сами националисты, скупают наши квартиры и не дают нам жить так, как мы жили, тихо, спокойно, по своим законам. А теперь мы – партизаны, не националисты, а именно партизаны… Мы защищаем свой дом.

– От кого?

– От банды Анзора. Люди давно негодуют, когда видят и слышат, какой бедлам и произвол анзоровские приезжие устроили в скупленных квартирах. Ты бы послушал их. Оторопь берет. Я тебе говорила: уже на лавочке возле дома да и в парке никто из старушек не сидит, не дышит воздухом. Все по квартирам прячутся. Сплетничают не на улице, а дома. А на той неделе жильцы уже второго этажа решетки на окна ставят. Я подошла, спрашиваю: «Зачем на такой высоте решетки?». А мне мужики отвечают: «Вор проник через форточку и обчистил всю квартиру». Так что теперь весь наш дом не только по первому этажу, но и по второму решетками занавешан. Двери у всех железные, с двойными замками. Через год окна третьего этажа закуют… А пройдет еще пять-десять лет и в нашем доме одна чернота жить будет. Мы с тобой к деду Матвею переберемся, доживать свои последние годки.