Тысяча Чертей пастора Хуусконена - Арто Паасилинна

«Ойхонна» просела довольно глубоко, ее прокрашенные в Одессе ватерлинии теперь могли видеть только рыбы. Под автомобильной палубой плескалось, по слухам, уже несколько тысяч кубометров морской воды. С этого момента механик не просыхал. Насосы гремели беспрерывно. Однако настоящей аварийной ситуации еще не было.

Достигнув Ла-Манша, старый пассажирский теплоход накренился, не опасно, но все же на несколько градусов. Капитан-судовладелец О’Коннор поспешил с капитанского мостика к пастору Оскари Хуусконену и приказал ему незамедлительно организовать с медведем дополнительный молебен. Было время послеобеденной сиесты, но лежание в шезлонге делу сейчас не помогало. Бар закрыли, и О’Коннор объявил по радиосвязи, что настало время облачиться в одежду для досуга. Спасательные тренировки скоро пойдут полным ходом, и, если кто хочет сохранить жизнь, тому надлежит строго следовать инструкциям экипажа. От лица судовладельческой компании О’Коннор поблагодарил всех пассажиров и членов экипажа за доверие.

– Это кончится массовыми похоронами, – предрек мрачный механик, выбравшийся со своим помощником из недр трюма на палубу. Дело в том, что его рабочее место оказалось во власти воды.

Пастор Оскари Хуусконен и Тысяча Чертей проводили в салоне корабля последний молебен. Медведь казался очень серьезным и неестественно набожным, да и пастора на этот раз не терзал грех сомнения и скептицизма. Он пропел по радиосвязи гимн «Господь – наш меч» и прочитал несколько строк из Псалтиря. Затем корабль накренился сильнее и связь оборвалась. Хуусконен побежал с Тысячей Чертей на верхнюю палубу, где царила нервная суматоха. Сонья помогала взволнованным старикам надевать спасательные жилеты. Начинало темнеть, меловые скалистые берега Британских островов находились близко, но доплыть до них не стоило даже пытаться. Со стороны носа засверкали огни Саутгемптонского порта. Мрачный механик поделился мыслью о целесообразности спуска спасательных лодок:

– В случае кораблекрушения останется только застрелиться, – добавил Василий и закурил.

Капитан-судовладелец О’Коннор наблюдал с капитанского мостика за гибелью «Ойхонны». Он сохранял полное спокойствие, одной рукой опирался на руль и оценивающе вглядывался в приближающиеся в темноте огни суши.

– Пастор Хуусконен! Спойте немного, если вас можно об этом попросить! – проревел О’Коннор, и старая посудина стала опускаться в волны под звуки начатого пастором гимна (№ 594, 2-я строфа):

Когда бушует глубина и угрожает поглотить, и силы выпиты сполна на нашем тягостном пути, тогда Иисуса вспомним мы, как среди вспененной воды он руку протянул Петру.

Тысяча Чертей помогал женщинам в вечерних платьях рассаживаться по спасательным лодкам, что, очевидно, вызывало у него восторг, и пытался успокоить до смерти напуганных пассажиров, облизывая их лица.

С шумом и грохотом древняя «Ойхонна» достигла подветренной стороны мола Саутгемптонского порта, просев вплоть до дымовых труб. Никто не утонул! Капитан-судовладелец О’Коннор объявил с капитанского мостика, что сильной спешки больше нет.

– Местное время – 20.33, от лица компании я благодарю всех пассажиров и экипаж за весьма удачное путешествие! – ревел он, стоя по пояс в воде с масляными пятнами.

Мокрый и промасленный Тысяча Чертей с печальным видом сидел на пристани Саутгемптонского порта. Он попытался высушить шерсть языком, но приставший к ней деготь имел отвратительный вкус. Пастор Оскари Хуусконен и биолог Сонья Саммалисто тоже соскребали с себя масло. По пристани блуждали пассажиры утонувшей «Ойхонны», их начали развозить на автобусах по больницам и гостиницам. Никто из пассажиров и членов экипажа не утонул, никто серьезно не пострадал. Считали, что медведь в одиночку спас не меньше двух десятков человек, которых он, будучи хорошим пловцом, дотащил до мола одного за другим, вновь и вновь возвращаясь в море.

Капитан-судовладелец О’Коннор крепким пожатием руки поблагодарил пастора Хуусконена и Тысячу Чертей за превосходные молебны, которые в итоге спасли пассажиров и экипаж судна.

– Не стоит благодарностей… «Ойхонна» ведь теперь ржавеет на дне портового бассейна, – сожалел пастор.

По мнению судовладельца, это-то и было самым замечательным: он избавился от ржавого корыта, притом весьма достойным образом. Могила корабля – море! Теперь О’Коннору предстояло получить страховую компенсацию и улететь домой в Ирландию, где он мечтал купить уютный дом и до отвала заполнить погреб бочками с пивом.

Компания пастора Хуусконена разместилась в гостинице. Отсюда, пожалуй, им тоже стоило отправиться домой: шел август, «Ойхонна» лежала на дне в Саутгемптоне, а Тысяче Чертей надо было найти к зиме новую берлогу. Сонья больше не хотела спать во дворе Рехкойла, с точки зрения получения новых данных в этом не было необходимости. Хуусконену следовало построить новую, лучшую берлогу, если на время спячки он рассчитывал на женское общество.

Авиакомпании, предлагающие рейсы до Хельсинки, не хотели брать на борт взрослого медведя, хоть Хуусконен и утверждал, что это ручной и покладистый зверь. Возвращение на Север к зимней спячке уже казалось невозможным совершить по воздуху, пока Хуусконена не осенило, что ирландская грузовая компания отправляла рейсы из Лондона в Любек пустыми, чтобы набрать там полный салон немецких сосисок. На этот рейс оформить билеты удалось, поскольку, помимо Хуусконена, Соньи и Тысячи Чертей, других пассажиров он не предусматривал. Организовать пересадку до Хельсинки было просто: в Финляндию из Любека то и дело отправлялись контейнерные суда. Судовладелец О’Коннор проводил пастора Хуусконена, Сонью Саммалисто и Тысячу Чертей до самого самолета.

В Балтийском море разразилась страшная буря, контейнеровоз «Ганза» швыряло из стороны в сторону. У Тысячи Чертей началась морская болезнь. Сонью это изумило, наука о такой медвежьей реакции не знала. О белых медведях тоже не было известно, чтобы они страдали от вызванной штормом тошноты. Тысяча Чертей, конечно, убрал за собой, хоть и чувствовал слабость.

Сонья попыталась дозвониться с корабля в Нумменпяя Сайми Рехкойла и передать, что теперь они возвращаются на родину. Ощущалось большое напряжение, потому что телефон молчал, и, когда Сонья стала наводить справки о самочувствии Сайми, оказалось, что вдова умерла почти неделю назад от воспаления легких.

Когда Хуусконен и компания наконец приехали в Нумменпяя, то, разумеется, первым делом отправились в дом Рехкойла. Там как раз находилась сиделка, и она пустила пастора, биолога и медведя на ночь. Сиделка организовывала похороны Сайми Рехкойла, ведь родственников у покойной не было.

Сонья и Оскари взяли хлопоты, связанные с похоронами, на себя. В соседнем приходе наняли повара, ведь Астрид Сахари умерла уже давно. Проститься с Сайми пришли сотни прихожан. Сонья считала, что участников траурной процессии оказалось так много, поскольку большинство хотели лишь увидеть прежнего сердитого пастора, Оскари Хуусконена. Чему старого священника научил мир?