Тайник абвера - Александр Александрович Тамоников

class="p1">Разбрызгивая колесами грязь на грунтовой дороге, к дому подъехал открытый «виллис». Старший лейтенант затормозил так, что машину протащило юзом еще пару метров. Поблагодарив Акимова, Шелестов подошел к машине.

– Товарищ майор, – Осмолов встал в полный рост, придерживаясь за лобовое стекло с пулевой пробоиной в нижней части. – Едемте скорее. В санбат привезли русского. Он в форме немецкого офицера и без документов. Я не стал допрашивать, сразу за вами поехал.

– Допрашивать надо было сразу, Осмолов! – недовольно упрекнул особиста Шелестов. – А за мной можно было и посыльного отправить. Гоните!

– Да он все равно без сознания был, – ответил Осмолов, выворачивая руль.

Медсанбат – несколько брезентовых санитарных палаток с большими красными крестами – располагался на краю деревни. Над некоторыми скатами вился дымок – топили буржуйки. Все-таки осень.

Машина остановилась у крайней палатки. Осмолов пошел вперед, показывая дорогу. Откинув засаленный полог, они вошли внутрь. Из палатки сразу пахнуло теплом и специфическим больничным запахом: лекарства, дезинфекция. Из двадцати кроватей занято было всего несколько. Судя по всему, это была палатка для тяжелораненых, которых готовили к отправке в госпиталь в первую очередь. Несколько медсестер занимались привычным делом: кого-то перевязывали, кого-то поили с ложечки. В самом центре стояла железная печка. Пожилой солдат подкладывал в нее дрова.

– Здесь, – кивнул особист на кровать, рядом с которой сидел врач. Тут же медсестра набирала в шприц лекарство.

На кровати лежал боец лет сорока с туго перевязанной грудью. Через бинты обильно проступала кровь. Тонкие черты бледного лица заострились. Шелестову почему-то показалось, что этот человек уже не жилец.

Врач поднял глаза на незнакомого майора, сразу понял, кто это, и торопливо заговорил:

– В чувство я его привел, но говорить ему тяжело.

Врач явно хотел добавить, что раненому вообще противопоказано говорить и напрягаться. Он и так может в любую минуту умереть, но говорить это при самом раненом, пусть он и враг, было не совсем гуманно.

Шелестов кивнул головой:

– Я все понял. – Максим уселся возле кровати на стул, который освободил доктор.

После укола дыхание немца стало спокойнее, даже на щеках появился румянец. Он открыл глаза, поглядел вверх, на полог палатки, потом повернул голову к Шелестову.

– Кто вы такой? – стал спрашивать Шелестов. – Вы русский? Как вас зовут?

– Русский, – еле слышно ответил раненый, с трудом шевельнув губами. – Какой я русский. Не смог умереть… теперь все равно.

– Вы из «Абверкоманды-104»?

– Да… русские. Отбросы. Земля вот своя не приняла, – на висках у раненого напряглись жилы, чувствовалось, что он хочет сказать больше, но сил не хватает.

Шелестов начал спрашивать о цели, с которой этот человек пытался перейти линию фронта, но тот вдруг выгнулся и опал. Врач буквально оттолкнул Шелестова и стал искать пульс на руке и на шее лежащего. Медсестра снова схватилась за шприц, но врач только покачал головой.

– Бесполезно. И так чудо, что он пришел в себя и вообще что-то смог сказать.

– Хорошо, спасибо вам, – Шелестов кивнул и, надев фуражку, вышел из палатки.

Возле костра сидел молодой сержант и крепкий жилистый солдат с широкими крестьянскими ладонями. Они курили, о чем-то разговаривая и посмеиваясь. Увидев подполковника, сразу же вскочили на ноги, пряча папиросы в рукав. Наверняка папиросами их угостил Осмолов и велел подождать начальство. Старший лейтенант подтвердил эти предположения.

– Вот, товарищ подполковник, эти бойцы пленного взяли.

Сержант бросил окурок в костер и ловко вскинул руку к пилотке. Солдат последовал его примеру, но Шелестов махнул рукой, останавливая процедуру представления. Он улыбнулся, когда увидел, что боец на голову выше своего сержанта. Детина – так в деревнях называли здоровяков вроде этого.

– Вольно, садитесь, – предложил Шелестов, усаживаясь на свободный пенек у костра и доставая из кармана шинели пачку папирос. – Давайте еще по одной, что ли? Заодно и расскажете, как этого немецкого офицера взяли.

Солдаты закурили, стараясь держаться важно, со значением. Как же, подполковник из Москвы, из самого НКВД разговаривает с ними с уважением, как с равными. Правда, оба – опытные бойцы, воевавшие уже не первый год, сообразили, что нужно подполковнику и чего он от собеседников ждет. А ждал подполковник от них, судя по всему, нормального пленного, «языка», которого можно допросить и вытрясти из него важные сведения. А они притащили тяжелораненого, который, опять же, судя по всему, кончился в палатке и рассказать ничего не успел. Для опытных фронтовиков работа не очень хорошая, должны бы понимать. И ребята это явно понимали – не удержались, стали оправдываться, говоря о горячке боя, о том, что немец отстреливался как сумасшедший. Рука в последний момент дрогнула. А хотели ранить легко.

– Вы не о том мне рассказываете, – улыбнулся Шелестов. – Знаю, что орлы, знаю, что умеете воевать так, что дай бог каждому. Вы мне расскажите, как себя этот немец вел. Отступал, отстреливаясь, держал оборону или поднял солдат и повел в контратаку?

– Нет, один он был, – задумчиво ответил сержант и переглянулся с бойцом, который кивнул утвердительно. – Мы его не сразу и заметили. Мы шли вперед по окопам да через окопы, а он у нас за спиной оказался. А когда понял, что мы его засекли, стал стрелять и метаться.

– Он сидел, когда вы его заметили, или куда-то двигался?

– То-то и оно, товарищ подполковник, – пробасил боец. – Он вроде как в наш тыл пробирался. То ли выжить хотел, думал, наша атакующая волна пройдет, и он отсидится, а потом скроется, а может, и еще что удумал. Например, форму сбросить и за своего сойти. По-русски он ругнулся, когда мы его ранили и стали вытаскивать, чтобы сдать, значит.

– Смыться хотел, дезертировать, – согласно заявил сержант. – Точно!

Глава 2

Коган наворачивал жареную картошку прямо из сковородки, жадно откусывая от краюхи черного хлеба. Шелестов посмотрел на голодного товарища и усмехнулся:

– Пивка бы еще бидончик, а, Боря? Да редисочку в соль макнуть.

– Вам смешно, а я со вчерашнего вечера ничего не ел, – серьезно ответил Коган и вдруг замер, вздохнул, отставил в сторону сковороду и, откинувшись на спинку стула, блаженно улыбнулся: – Ну, вроде полон. Хорошо!

– Ты где Виктора оставил? – поинтересовался Сосновский, не отрывая взгляда от расстеленной на столе карты района. – Ночь скоро.

– Уж полночь близится, а Буторина все нет! – процитировал Шелестов известные строки из оперы «Пиковая дама» Чайковского. – Ладно, давайте подумаем вот над чем, ребята. Я отметил на карте места, где линию фронта пытались перейти русские, переодетые в немецкую форму. Не всегда была возможность установить точно, были это власовцы или бывшие курсанты «Абвергруппы-104».