Чёртовы свечи - Александр Ступин

— Ну всё.

— И всё? Мы приехали, чтобы увидеть, что свеча при наличии спирта горит всё-таки. Интересно, но как-то мало важно для нас.

— А вы больше ничего не заметили?

— Позвольте, позвольте… — запричитал вдруг следователь. — А где мой револьвер?

Револьвера, который лежал на стуле прямо перед всем полицейским начальством, перед людьми, у которых глаз намётан долгим опытом, которые бы не пропустили и карточного мошенничества, исчез.

— Больше я вам ничего не скажу, господа. Я должен немедленно отбыть в Санкт-Петербург, — сказал химик, всем своим видом показывая полицейскому начальству, что эксперимент закончен и их просят покинуть помещение…

— А как же моё оружие? Оно же казённое, я же его не терял, господин полковник?

— Разберёмся, разберёмся, что вы, право, тут. А вы, Дмитрий Николаевич, поедете в Санкт-Петербург только под конвоем, простите, под присмотром. Из дома — ни шагу, до вокзала вас сопроводят конные полицейские. А в вагоне с вами будут ехать наши лучшие агенты. В Санкт-Петербург я сообщу лично…

Не успел полицмейстер договорить, как вдруг зазвенело разбитое стекло: «Бах-бах», раздались выстрелы, а потом в ответ — «Бах-бах»… На улице началась перестрелка. Затрещали свистки, раздались крики: «Туда, лови его, туда подался, окружай!» Начальник полиции и все в комнате присели. Они достали револьверы и расположились между окнами, осторожно выглядывая. «Бах-бах» выстрелы снова, и пули отбили от стены штукатурку. Пыль, битое стекло. В комнате стало пыльно и жарко.

— Никого не задело? — прокричал полковник. — Все живы?

И вдруг на улице прогремел взрыв. Все в комнате присели от неожиданности, последние стёкла из окон вылетели, ранив стоящих рядом. Учёный-химик сидел у стены бледный, но не струсивший, только руки нервно сжимали салфетку.

— Быстро, даже очень. У вас кровь на кончике носа. Прямо в висок целились, — произнёс, пряча револьвер, начальник полиции. — Откуда же они узнали? Видимо, за вами давно следили. И проворонили вас. Им бы вас, Дмитрий Николаевич, раньше убить, простите за цинизм, служба.

— Всего полицейского участка не побоялись…

— Дом под охрану. Окна закрыть шторами. Сделаем всё хитрее. Что там, доложите, — спросил начальник полиции у вбежавшего городового.

— Стрелок подорвал себя, место оцеплено. Из наших один убит наповал, один ранен.

— Замучают теперь проверками, — завздыхали полицейские, но смотрели на начальника с уважением. Когда химик-то пригласил к себе начальника полиции, сотрудники ожидали, что тот посчитает тратой времени поездку к какому-то приват-доценту, дел, дескать, и так, много. Но полковник засобирался и поблагодарил за приглашение. Тут многие встали в тупик. То ли дело действительно того стоит, то ли начальник из себя либерала перед столичным гостем строит. Но, не обсуждая, многие напросились сопровождать его. И вот когда увидели происшедшее, смекнули, то ли у начальника чутьё волчье, то ли он что-то знал и скрывал от них.

— Однако чутьё у вас, ваше высокоблагородие, господин полковник, как у волка. Если бы не охрана внешняя, они бы нас всех положили. Городовые нашли в сумке три бомбы. И очевидцы говорят: стреляли пятеро, не меньше. Они не ожидали такой охраны, особенно им помешал проезжающий казачий патруль; они случайно оказались тут, фронтовая выучка — не раздумывая огонь открыли и как минимум сорвали все планы нападавших, — доложил другой вернувшийся с улицы офицер.

Но полковник промолчал только. Он приказал вывезти учёного и всю его семью. Куда — не говорил. Только подозвал старшего от казаков, поблагодарил и что-то шепнул ему, а потом переговорил с сыщиками и уехал. Тайна накрыла всех.

Полицейские ещё некоторое время, исполняя приказ, ходили по опустевшей квартире, а потом собрались уходить.

— Однако не слишком доверяют нам, господа, — произнёс поручик, когда все выходили на улицу.

— А по мне, так и лучше. Я вон револьвер свой отдал, где он теперь? Зачем мне вся эта мистика? На мой век и простых воров хватит. Влезешь туда, в тайны государственные, и прости-прощай, то ли со свинцом, то ли с венцом, а голове уж всё равно… Разница, в конечном счёте, небольшая.

— А пойду-ка я, господа, в трактирчик. Пуля-то нос у Дмитрия Николаевича задела и у меня ухо. Не отверни я голову в тот момент, не знаю почему, сидели бы вы у меня на поминках.

— Нет, ну тоже повод. Без повода-то пить как-то неловко.

— Да ну вас, ротмистр, с вашими шуточками. Идёмте, я угощаю… Кто с нами, господа?

И все разошлись.

— А куда учёного отвезли и кто стрелял? Кто стрелял, выяснили? — спросила бабушку Милу Лиза.

— Выясняли-выясняли, да так и не выяснили. Тот, кто от взрыва погиб, говорили, что хотел бросить бомбу, а она у него в руках разорвалась, он не местный. А откуда он, кто его знает? Других не нашли. Крови, в народе говорили, было много, видать, казаки ранили, и не одного, но найти — не нашли. Может быть, если бы бомба не взорвалась, так и догнали, а тут такое происшествие, как на войне. В городе вообще слухи бродили о немецких шпионах.

С уездом тайного химика опять всё улеглось. Правда, начальника полиции вызвали в Петроград, и назад он не вернулся, на его место назначили другого. Несчастливое такое место было. Потом 1917 год пришёл, и завертелось всё опять. Война сменилась революцией и гражданской войной. О «свечном» деле не вспоминали. И главное, никто не знал, почему такой интерес к нему со стороны государственных органов. Все записи, материалы свезли в столицу, химик и его родители больше в родной город не возвращались, и куда их перевезли, никто не знал.

Свечи продолжали покупать, куда без них, но осматривали внимательно, даже если продавец знакомый был. Но знаете, что все отметили, в войну ни одного «свечного» случая не было. Столько горя было, столько смертей, что свеча, если и была, то не горела бы, сколько её ни поджигай. А ведь в хорошее время её не потушить было. Вот загадка-то. Тогда уже называли такие свечи «чёртовыми свечами».

Когда пришла новая власть, об этом деле вспоминать — никто не вспоминал. Власть безбожная и отвергла все свечи, принеся с собой керосиновую лампу. Электричество было только в городах, да и то не во всех. Церквей работающих почти не осталось. Тогда считалось стыдно верить в Бога и ставить свечи.

Мои-то родственники из старообрядцев и не привыкли от властей милости ждать. Они эти разрушительства перенесли спокойно. Попы к старообрядцам относились всегда плохо, называли их еретиками. Особо мои не радовались изведению попов, но и горевать — не горевали. Всё, что произошло, считали наказанием за отступление от истинной веры.

Я вот тоже из потомков староверов, в церковь редко хожу. И знаете, по мне, так крещение Руси для простого народа больших плюсов не принесло. Ну приносили дары одним богам, стали приносить другим. Первые-то сами не просили, а вторые требовали, вынь да положь ему.